Гечевара - Чепурина Мария

– Европа угнетает третий мир, любимый!

– В каждом долларе, который получает житель США, 54 цента были ранее украдены у Африки!

– О-о-о-о!

– Ты прекрасна, дорогая!

– Но как мы можем делать это, если нам все лгут: правительство, начальство, пропаганда, телевизор?!

– О, мы победим их! Главное, запомни: покупая «Кока-колу», ты спонсируешь злодеев, отравляя свой же организм! Ах, Катя! Я хочу ещё!

– И я, и я! – Радистка запыхтела.

Алексей был восхищён. Его товарищи убили двоих зайцев разом. Они бросили в лицо нудным обывателям протест в виде любовной сцены, не прикрытой лживым буржуазным представлением о стыдливости. К тому же они так преподнесли свои призывы, что у телевизионного начальства не было возможности убрать их без потери в рейтинге.

Примерно через час, когда ребята, запершись в шестьсот четвёртой, посмотрели новую игру, где Чежик уже гадил не на всяких там американцев, а на наших Президента и Правительство, летая над Кремлём, Серёжа позвонил в Москву. Все парни, а особенно, кто видел, а не только слышал сцену с агитацией в постели, слали пламенный привет Радистке Кате. От себя Серёжа говорил Артёму, что очень горд соседом, всё отлично и теперь уж точно до победы антибуржуазной революции два шага. Вся общага, судя по тому, чего и как орали в коридоре, оказалась под ярчайшим впечатлением от речей двух юных герильерос. Положив трубу, Серёжа сообщил, что их засланцы очень рады своему успеху и уже готовят нечто новое. Они оклеивают дом, в котором происходят съемки передачи, революционными плакатами и ходят в майках, где фломастером написаны слова в поддержку антиглобализма. «Кажется, с редакцией у них там проблем нет», – сказал Серёжа. Ну, ещё бы! Ведь ребята делают рекламу передаче.

«Он сказал, что пятьдесят четыре цента!!!» – заорали в коридоре.

Это был успех. Успех!

Аркадий произнёс:

– Товарищи! Поздравим же друг друга! Мы избрали верный путь. Нашли лазейку к мозгу потребителя! Теперь мы победим. Восстание на пороге. Всё к нему готово.

Все в волнении замолчали.

– Как насчёт того, – спросил Егений, – чтоб исполнить главный план с восьмого на девятое? Ну, в смысле, в годовщину смерти Че?

– Конечно, – отвечал Аркадий. – Я как раз об это думал. Выйдет классная постмодернистская аллюзия.

– Так значит, решено!

– Всё точно.

– Шесть дней до восстания.

– Что ж, пожмём друг другу руки в честь такого важного решения!

«Не пройдёт недели, как наш мир освободится», – не успел сказать Алёша.

Кто-то постучался.

– Чёрт! – вскричал Аркадий. – Ну кого ещё несёт?!

– Ребята, это я! – ответил Саня из-за двери. – А чего в пятьсот тринадцатой-то пусто?

– Блин, Семёнов, ну когда ты уже купишь открывашку?! – возмущённо бормотал Сергей, возясь с замком.

Но Саня открывашки не просил. С ним рядом в коридоре оказалась куча девок, сразу же начавшая ломиться в комнату и фоткать всё подряд.

– Вот здесь, – сказал он важно, – проживал, девчонки, ваш кумир, звезда ТВ Артемий Тартаков! И вот его соседи!

Экскурсантки ломанулись брать автографы.

– Ну тише, – просил Саня. – Я напомню, что знакомство с Катиным жильём имеет ту же цену – двадцать пять рублей!

На крылечке института в солнечное время был тенёк, а пасмурное – как, к примеру, в этот раз – темно и даже мрачно. Всё из-за дурацкого гиганта, возведённого напротив – торгового центра «Богородицепокровский», высотой в двенадцать этажей, который должен был открыться через две недели. Там, конечно, будет куча бутиков с ужасно дорогим тряпьём, отделов по продаже «эксклюзивной бижутерии», немецких поварёшек из блестящей нержавейки, фоторамок авторской работы и каких-нибудь закусочных. Всё это – ценой порчи старого ансамбля, так как здание совершенно не вписалось меж построек XIX века.

Алексей раздумывал над тем, что можно будет сделать с этим громадьём после победы, если не сносить. Библиотеку? Может, детский сад? Надо что-нибудь бесплатное, общественно полезное.

Крылечко, как всегда, было заполнено студентами. Знакомых Алексей не встретил и уже хотел спокойно пройти мимо, как услышал вдруг фамилию Артёма – Тартаков. Тут говорили о звезде «За стенкой»! Лёша подбодрился. Дело шло на лад.

Довольный, он дошёл до факультета. Первокурсники стояли, разделившись на три кучки. В первой обсуждали, где взять денег и куда пойти потусоваться. Во второй – что делать, чтобы не отчислили за первую же сессию. А в третьей обсуждали новое творение Серёжи – «Чежик над Кремлём». «Эх, правильная гама, – сказал кто-то, – хорошо бы только это был не Чежик, а бомбардировщик!».

Алексей опять уселся за последней партой и решил поспать, поскольку от одного вида лектора он как-то резко расхотел учиться. Лектор грузно навалился на трибуну, прочитал название темы по бумажке, чуть не тычась в неё носом, не смотря на толстые очки… Алёша с удовольствием зевнул.

– А знаете, – сказал лектор внезапно. – Нынче много говорят, что, дескать, мы все потребители, капитализм – зло, власть у корпораций… Что ж, тут есть резон! Вот, например…

И он «отвлёкся» на полпары.

Алексей торжествовал.

Вся парта, за которой он сидел, была изрисована Чежиками. Под призывами Двуколкина, который приглашал фашиста в ультралевое движение, кто-то подписался «Это тема!». Но фашист не унывал. Он стёр несколько Чежиков и сверху написал: «Геноссе! Бей иногалактических захватчиков и расовых врагов арийской магией!». Но эта надпись, покрывавшая каких-то 2% от поверхности всей парты – ха-ха-ха! – была единственной. Всё остальное занималось левой пропагандой.

В этот раз – так получилось – Алексей пробыл в институте ужасно долго. Где-то до восьми. Сначала он пошёл в библиотеку, потому что вдруг подумал, что пора уже бы получить учебники и более-менее заниматься. Потом решил, раз уж такое дело, начать подготовку к семинару, по которому имел полно долгов, и с кем-то за компанию заняться иностранным языком. Положа руку на сердце, Алексей не думал, что после победы Революции останется лишь русский, а экзамены отменят так уж сразу. Впрочем, занимался он недолго. Зацепился за какую-то компанию, стал болтать, был выгнан из читалки. А потом, наверно, целый час рассуждал с парнями о клёвой музыке. Раз пять один или другой из собеседников прощались, но беседа шла и шла и шла. Потом переключились на Серёжину игрушку. Все сошлись на том, что власть плохая. Тем, кто это поначалу слабо понимал, Двуколкин привёл пару аргументов. Наконец, когда совсем стемнело, парни двинулись на выход.

Они шли по главной лестнице, готовясь вот-вот пройти пост охраны и попасть в фойе, когда раздался этот страшный грохот.

Все сначала онемели. А потом – включая всю охрану, гардеробщиц, собеседников Двуколкина, рванулись к двери, наступая на осколки бывших окон, выбитых волной.

Вся улица сияла. Асфальт, густо усыпанный стеклом, в котором отражались огни фар, светофоров, фонарей и пламя, охватившее часть молла, был похож на новогодний снег. Примерно половина, уцелевшая от торгового центра, так и не открытого, напомнила Алёше детскую игрушку, домик из картона, на который папа наступил ногой. Машины, у которых от толчка как по заказу заработала сирена, всё гудели и гудели. Пахло гарью. В небо поднимался дым. Но больше всего Лёшу впечатлило то, что по всему району в воздухе носились, то взвиваясь, то планируя, ужасно дорогие одёжки.

Они цеплялись за электропровода, висели не деревьях, попадали под машины, а порой и на машины. Оставалось только представлять, что чувствовал водитель, едущий по городу, когда на лобовом стекле внезапно возникала кофточка от «Прада», залепляя весь обзор. Какая-то фигулька от кутюр даже сумела закрутиться вокруг шеи статуи советского вождя, стоявшего поодаль, а через минуту вождь весь с ног до головы был в дамских лифчиках. На флаге, украшавшем институт, повисла босоножка.

С неба падали не только эти вещи. Тут и там валялись стразы, рваные цепочки и обломки бижутерии, почти все оплавленные. Прямо под ноги Алёше грохнулась пылающая шляпа. Она тут же догорела. На башку посыпались какие-то противные и мелкие штуковины, похожие на части тела насекомых. Алексей стряхнул их и не сразу догадался, что то были накладные ресницы – причём разных видов и фасонов. То, что он принял за пятна крови на асфальте, оказалось то ли лаком для ногтей, то ли помадой с суперсексуальным блеском для объёмных, страстных губ.

– Блин, обалдеть… – протянул кто-то.

Алексей прошёл по стёклам, захрустевшим под ногами – это вновь напомнило ему новогоднюю легенду, и приблизился ко взорванному зданию. Было видно перекрытия между этажами и ячейки магазинов, разноцветные, порой почти готовые, порой с не начатым ремонтом. Там и сям свисали модные товары. В одном месте, где перегородки не сумели устоять, предметы из одной ячейки попадали во вторую, в третью, и бельё смешалось с шубами, помада с сапогами, Пуччи с Гуччи, завернувшись в модные портьеры, пропитавшись маслом для массажа, слившись с кучей переломанных сидений из закусочной.