Музыка горячей воды - Буковски Чарльз

Наутро Г. Р. Маллох объявил:

– Я решил напечатать книжку твоих стихов. Можно возвращаться домой и браться за работу.

– Хочешь сказать, ты убедился, что я не просто ужасный людь?

– Нет,- ответил Г. Р.,- я вообще в этом не убедился, но решил презреть свой здравый смысл и все равно тебя напечатать.

– Ты действительно был лучшим гальянщиком в штате Огайо?

– Ода.

– Я знаю, ты сидел. Как тебя поймали?

– Так глупо, что не хочу об этом.

Я спустился, взял еще парочку шестериков и вернулся, а потом мы с Мари помогли Г. Р. и Жимолости собрать вещи. Для собак и попугая у них были особые переносные ящики. Мы все спустили по лестнице и загрузили мне в машину, потом сели и допили пиво. Все мы были профессионалы: всем хватало ума не заговаривать о завтраке.

– Теперь ты к нам приезжай,- сказал Г. Р.- Будем книжку вместе собирать. Ты, конечно, сукин сын, но с тобой можно разговаривать. А другие поэты – они всё перышки топорщат да выпендриваются, козлы неумные.

– Ты ничего,- сказала Жимолость.- Собачкам понравился.

– И попугаю,- добавил Г. Р.

Девчонки остались в машине, а я вернулся с Г. Р., чтоб он сдал ключ. Дверь открыла старуха в зеленом кимоно, волосы выкрашены в ярко-красный.

– Это Мама Стэффорд,- представил ее Г. Р.- Мама Стэффорд, это величайший поэт в мире.

– Правда? – уточнила Мама Стэффорд.

– Из ныне живущих,- уточнил я.

– А зашли бы, мальчики, выпить? Похоже, вам не повредит.

Мы зашли и насилу влили в себя по бокалу теплого белого вина. Затем попрощались и вернулись к машине…

На вокзале Г. Р. взял билеты и сдал попугая и собак в багаж. Потом вернулся и подсел к нам.

– Терпеть не могу летать,- сказал он.- Ужасно боюсь.

Я сходил за полупинтой, и мы, пока ждали, передавали ее по кругу. Потом объявили посадку. Мы постояли на перроне, как вдруг Жимолость подскочила и поцеловала меня взасос. К концу поцелуя ее язык быстро заскальзывал мне в рот и выскальзывал обратно. Я закурил сигару, пока Мари целовала Г. Р. Потом Г. Р. с Жимолостью залезли в вагон.

– Он приятный человек,- сказала Мари.

– Голубушка,- ответил я,- по-моему, у него на тебя встал.

– Ревнуешь?

– Я всегда ревную.

– Смотри, они сидят у окна, они нам улыбаются.

– Как неловко. Скорей бы этот блядский поезд уже тронулся.

Наконец он и тронулся. Мы, само собой, помахали, а они помахали нам в ответ. Г. Р. щерился довольно и счастливо. Жимолость, по-моему, плакала. Выглядела она вполне трагично. А потом мы их больше уже не видели. Все кончилось. Меня напечатают. Избранные Стихи. Мы повернулись и пошли через весь вокзал обратно.

Паук

Когда я позвонил, он пил шестое или седьмое пиво, и я подошел к холодильнику и себе взял тоже. Потом вышел в комнату и сел. Выглядел он скверно.

– Что такое, Макс?

– Только что бабу потерял. Ушла пару часов назад.

– Я даже не знаю, что сказать, Макс. Он оторвался от пива.

– Слушай, я знаю, что ты не поверишь, но мне поебок не перепадало уже четыре года.

Я тянул пиво дальше.

– Я тебе верю, Макс. На самом деле в нашем обществе живет очень много людей, которым от колыбели до могилы вообще поебок не перепадает. Сидят в своих комнатушках, делают висюльки из фольги, потом по окнам их развешивают и смотрят, как на них солнце играет, как они на сквозняке колышутся…

– Ну а я вот только что одну потерял. И ведь прямо тут у меня была…

– Рассказывай.

– В общем, в дверь позвонили, открываю – а там стоит девчоночка, блондинка в белом платье, голубые туфельки, говорит: «Вы Макс Микловик?» Я отвечаю: да,- а она: я, говорит, вас читала, можно войти? Я говорю: ну еще бы, конечно,- впускаю ее, она проходит и садится в кресло вон в углу. Я сходил на кухню, налил два виски с водой, вернулся, один стакан ей дал, потом сам сел на тахту.

– Смазливая? – спросил я.

– Еще как, и фигурка отличная, под платьем все видно. Потом она у меня спросила: «Вы когда-нибудь читали Ежи Косинского?» «Читал “Раскрашенную птицу”,- говорю.- Ужасный писатель». «Он очень хороший писатель»,- отвечает.

Макс сидел и думал – наверное, про Косинского.

– И больше ничего не было? – спросил я.

– Над ней паук паутину плел. Она вскрикнула. Сказала: «Паук на меня нагадил!»

– А он нагадил?

– Я ей ответил, что пауки не гадят. Она говорит: «Еще как гадят». А я говорю: «Ежи Косинский – паук», а она: «Меня зовут Лин», и я говорю: «Здравствуйте, Лин».