Мешок кедровых орехов - Самохин Николай Яковлевич

IV

Майор Витя был гордостью и легендой улицы 2-й Крайней. Улица, поставлявшая фронту только рядовых, боготворила единственного своего офицера, да еще такого отважного, героического, на которого ордена и медали сыпались чуть ли не каждый месяц. В первые дни войны Витя из восьмого класса ушел в офицерское училище и теперь вот, в сорок пятом победном, был уже майором. То, что уходил он на войну с другой улицы и даже из другого города (на Крайнюю Вязовы приехали позже), забылось, его называли здесь «наш Витя», а в дом к Вязовым ходили как в кино или музей. Младшая Витина сестренка Оля раскладывала перед каждым фотографии: Витя — курсант, Витя — лейтенант, Витя — капитан, Витя — в плащ-накидке, Витя — при полном параде, в орденах, стоит, картинно отставив ногу, среди друзей-офицеров — самый высокий, самый молодой, самый красивый. Витя любил фотографироваться.

Не раз рассматривала эти снимки и Тоська. Она перебирала их обычно с каким-то недоверием: Витя представлялся ей далеким и неправдоподобным, словно герой кинокартины.

Но вот он приехал.

В жизни Витя оказался еще симпатичнее, чем на фотографиях. Черные глаза его смотрели смело и горячо, зубы поминутно обнажались в смехе, загорелое, продолговатое лицо было таким юным, что казалось, будто Витя из баловства прицепил майорские погоны. Однако взаправдашность Вити-майора подтверждал ординарец Пащенко — круглолицый, рыжий крепыш, не расстававшийся и здесь с автоматом ППШа. Он не отходил от Вити ни на шаг, опекал его, словно нянька, даже в кастрюли к Семеновне заглядывал — что она там наварила? — и по всякому поводу лихо выкрикивал: «Есть, товарищ майор!»

Видать, Семеновна напела Вите про Тоську — уже на следующий день он влетел к соседям и весело потребовал:

— Тетя Поля, ну-ка показывайте невесту! Вы что ее прячете?

Перед очаровательной, не обидной Витиной бесцеремонностью невозможно было устоять. Мать рассияась:

— Да кто же ее прячет, Виктор Максимович. На работе она. Вот-вот должна появиться. Хоть здесь подождите.

…Когда Тоська появилась, майор Витя в расстегнутом кигеле сидел за столом, уплетал яичницу-глазунью, запивая ее домашней бражкой.

Увидев Тоську, Витя застыл с раскрытым ртом, искренне обалдев на секунду. Потом бросил вилку и закричал:

— Ну, тетя Поля!.. Все! Оставлю здесь Пащенку. Не я буду — оставлю. Пусть до полной демобилизации дом ваш караулит. Чтоб никто близко подойти не смел!

Ничего не понимавшая Тоська моргала глазами. Не успела она опомниться, как Витя закружил ее по избе, приговаривая:

— Тоська, Тося, Тосенька, не обута — босенька!.. Быстро собирайся, сейчас в кино пойдем.

Кого-нибудь другого Тоська тут же осадила бы, но перед Витей она смешалась и неожиданно для себя произнесла нелепые слова:

— Мы же… билетов не достанем.

Увидела его смеющиеся глаза и, сообразив, что сморозила глупость, еще больше застеснялась: все Витины билеты, пропуска и контрамарки сияли на его груди.

Через полчаса они шли в кино.

Красавец-майор держал Тоську под руку.

Позади них молодцевато вышагивал ординарец Пащенко с неразлучным автоматом на плече.

Они шли — и улица 2-я Крайняя провожала их из-за оградок и плетней благословляющими взглядами. Все было хорошо, справедливо, душевно. Тень бедного Тимы не преследовала больше Тоську.

А в Тоське запоздало поднималось возмущение:

«Налетел!.. Как… не знаю кто… И я тоже, идиотка. Теперь, наверное, идет — задается».

— Что это мы — как под конвоем? — капризно сказала она.

— Пащенко! — немедленно скомандовал Витя. — Дистанция пятьдесят шагов!

— Есть, товарищ майор! — гаркнул Пащенко. Прошли еще немного.

— Знаете, — Тоська остановилась. — Я с вами сегодня в кино схожу… а больше вы меня не приглашайте. Ладно?

— Это почему?

— А так, — строптиво вздернула брови Тоська. — Не приглашайте — и все.

Витя вдруг ловко схватил ее за ухо.

— Во-первых, — грозно сказал он, — отставить выканье! Во-вторых… попробуй не пойди. Вот прикажу Пащенко — он у тети Поли всех куриц перестреляет.

— Пустите! — покраснела Тоська.

— Что-что?!

— Ну… пусти!.. Какой прямо…

— Я такой! — похвастался Витя. — Я знаешь какой… Тоська — ну! — подтолкнул он ее. — Что подумала-то?

— Да ладно, — отвернулась Тоська, смущенная тем, что он разгадал ее мысли.

Конечно, она пошла с ним и на другой день. Витина простота и веселость растопили Тоську. Да и не только в этом было дело. Тоська не хотела сама себе признаваться, но разве вчера, когда вошли они в клуб, охраняемые верным Пащенко, не испытала она гордости, не почувствовала себя счастливой?