Мешок кедровых орехов - Самохин Николай Яковлевич

До общежития было недалеко, квартала три, и девчушка оказалась совсем легонькой — вначале. Но помаленьку руки у Телятникова начали уставать.

— Эй, там, на нижней полке! — окликнул он. — Ты живая еще? Держись, пожалуйста, за шею. А то виснешь, как… Уроню ведь.

Она обняла его за шею, неожиданно крепко, прижалась холодным носом и губами к щеке. Новое дело! Телятников завертел шеей:

— Задавишь!.. Где вы такого сумасшедшего ребенка откопали? — спросил подружек. — Удочерили? Что-то в прошлый раз я ее не видел.

— Она в академическом отпуске была, — объяснила Маиефа. — После операции. Ей ногу резали.

— Хорошо еще, что не ту самую подвернула — другую! — это Зинаида.

— Укусись! — одернула ее Манефа. — То на одну хромала, а то на две станет.

— Сама укусись! На две… скажешь.

В общежитии, в комнате, они стащили с нее сапожок, осмотрели ногу, пощупали, помяли — Дульсинея попищала маленько, поморщилась.

— Ерунда! — решили девицы. — Растянула маленько. Или ушибла. До свадьбы заживет.

— Верно. Даже и опухоли нет. Могла бы сама дойти, притворяшка.

— А ей на ручки захотелось, лялечке маленькой!

Телятников, пока они вокруг нее хлопотали, рассмотрел девчушку: худенькая, тоненькая, словно бы прозрачная. Дюймовочка этакая. Дюймовочку она еще нарядом своим напоминала. Платьице на девчушке, когда она сняла шубу, оказалось белым, воздушным, вроде подвенечного. Правда что — лялечка маленькая, куколка. Но глаза из-под короткой челки смотрели скорбно, посторонними были на ее детском лице. И в уголках губ — скорбные морщинки. Неожиданное, странное лицо.

Решили пить чай. Тем более что все необходимое для него имелось на столе, даже не до конца разрушенный торт. Беду пронесло, девицы опять развеселились, задурили.

— Володя, Володя, скажи тост! — кричала Зинаида.

— Под чай-то? Офонарела! — смеялась Маиефа.

— Ну, а почему бы? — Телятников задумался на мгновенно — и срифмовал: — Всем святошам отвечаем: Новый год встречаем чаем!

— Гениально! — подпрыгнула на стуле Зинаида. — А теперь я!.. Нет, пусть сначала Дульсинея. Дульсинея, давай! За своего спасителя!

— Спаситель! — фыркнула Манефа. — Чуть не изувечил.

— Ну, за носителя! Вообще, сидит… как не знаю кто! Ей кавалер, можно сказать, с неба свалился, другая бы, точно, сдохла, а эта… Давай говори!

Дульсинея подняла свою чашку двумя руками, словно боясь не удержать одной, повернулась к Телятникову — и вдруг заплакала. Заревела, беззвучно содрогаясь, выплескивая чай на подол.

Зинаида и Манефа понимающе переглянулись: началось!

«Чего это она?» — одними губами спросил Телятников.

Зинаида ответила громко:

— Да ну! Блаженная! Никто замуж не берет.

— А кто берет, за того она не хочет, — добавила Манефа.

— Да кто берет? — Зинаида дернула плечом. — Этот, что ли? Будто не знаешь.

Телятников не понял — о ком они. Удивленно уставился на Дульсинею.

— Ты что, правда, замуж хочешь? — он осторожно отнял у нее чашку.

Девушка, шмыгнув носом, кивнула.

— Так выходи за меня! — великодушно предложил Телятников. — Пойдешь?

— Пойду, — сказала Дульсинея. Зинаида захлопала в ладоши:

— Ой, правда, Володя, женись на ней! Женись! Манефа сказала: «Пф!» — и сочувствующе глянула на Телятникова: вот идиотки!

Но Зинаиду уже взорвала эта идея. Она сбегала куда-то, вернулась с открытой бутылкой шампанского, приплясывая («Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба!»), обежала стол, налила всем:

— Горь-ко!

И покатилась «свадьба».

Телятников добродушно улыбался. Ему было легко, забавно. С «невестой» он целовался так, будто ему в фантики это выпало. «Невеста», однако, была серьезна. Телятников, даже когда поворачивался от нее к столу, к общему веселью, знал, щекой чувствовал: Дульсинея смотрит на него, глаз не отводит. «Ой-ой!» — думал Телятников. Но не дальше.

Где-то, в красном уголке, наверное, звучала музыка. Там все еще танцевали.

Разгоряченная шампанским Зинаида то и дело убегала туда — поплясать. Один раз исчезла надолго.

— Вот бешеная-то! — сказала Манефа и вышла. И тоже не вернулась.

И музыка скоро умолкла. И вообще, шел уже седьмой час утра. Телятников поднялся — где же девчонки-то? — дернул дверь. Дверь не подалась.

— Они не придут, — напряженным голосом сказала за спиной Дульсинея.

«Конечно, не придут!» — запоздало разгадал их маневр Телятников. — Ай да девахи! Это у них, значит, свадьбой называется? Гениально! Простенько и со вкусом. Сегодня одной сыграют, завтра — другой. Хорошо устроились!.. А ты не ждал? Не плыл по течению? Совсем-совсем? Ой, врешь!.. Вот и приплыл. И не барахтайся. Смешно барахтаться. Да и зачем?..»