Полукровка - Чижова Елена

Прием еще не начинался. Дверь с надписью «Начальник» оставалась закрытой.

– Вон, она крайняя, – бабка, сидевшая у самой двери, ткнула в Машу острым пальцем. На лице, изрезанном морщинами, проступило мстительное удовольствие: бабка презирала всех, кто занял после нее. В сравнении с ними ее сегодняшнее преимущество было очевидным.

– Вы? – оглянувшись на Машу, мужчина переспросил.

– Нет! – Маша отказалась решительно.

Бабка, сидевшая у двери, смотрела растерянно, как охотник, упустивший верную добычу. Добыча повела себя нагло.

– Пришла-то вроде последняя, – бабка проворчала, сдаваясь. В ее долгой жизни бывало всякое: случалось, и последние становились первыми.

Выиграв этот раунд, Маша ободрилась. Очередь, почуяв бабкину слабину, придвинулась поближе к двери: бабка, занявшая первой, никак не тянула на вожака.

Дверь приоткрылась. Из нее вышла женщина, одетая в мохеровую кофту. Кофта расходилась на животе.

– Хорошо, Наталья Михайловна, я поняла.

Сквозь проем, открывшийся на мгновение, Маша разглядела тетку, приходившую с осмотром. Не тратя время на раздумья, она двинулась решительным шагом и отпихнула бабку, которая стояла второй. Та подняла ладонь, словно защищаясь: на Машу смотрели отцовские глаза. Они моргали опасливо и безропотно.

Плотно закрыв дверь, Маша назвала адрес.

– Я пришла, потому что в среду – смотровая.

Жэковская тетка кивнула. Она глядела деловито, но на дне ее глаз плясала усмешка.

– Так, так, – палец потянулся к списку и ткнул.

Здесь не нуждались ни в каких анкетах: глаза, смотревшие на Машу, знали наверняка. Паучья кровь, стоявшая в капиллярах, глядела из них, как из глазниц.

Начальница подняла руку и коснулась высокой прически. Фильм, в который Маша ввязалась, становился другим.

Глядя на белое запястье, мелькнувшее в рукаве, она видела кисть, сжимавшую хлыст. Перед нею, замершей у двери, сидела женщина-капо.

Плечи свело холодным ужасом. Отступая, Маша сделала шаг назад.

– И что? – паучий взгляд приказал остановиться.

Кровь, шумевшая в висках, нашептывала жалкие слова: о семье, о насмерть уставшей маме, об отце, служившем верой и правдой, о тесной маленькой комнатке, которая может составить счастье.

– Ну? Что молчите? – капо нахмурилась и подняла хлыст. Жестом еврейской старухи, которую только что оттолкнула от двери, Маша закрыла лицо.

– Я слушаю вас, – голос начальницы стал ласковым.

Сделав над собой усилие, Маша отвела ладонь. Секунды горели пламенем. Еще можно было ринуться вспять, сметая обреченную очередь, но, отступив, она лишилась бы всего.

Добыча, почуявшая смерть, поднялась на передних лапах, изо всех сил упираясь задними. Маша подняла глаза. Жалкие слова, шумевшие кровью, исчезли. В горле стояли правильные, которые она знала.

– Дело в том, что мама заболела, а папа – на работе. Он – главный инженер, иногда приходится и вечерами. Эта комната, которая освободилась... Понимаете, я выхожу замуж. Конечно, все зависит от вас, мы не можем настаивать, но я верю... Ваше решение будет мудрым и справедливым, – ступая осторожно, Маша подошла поближе. Готовый конверт лег на паучий стол.

Белая рука отложила хлыст. Приподняв незаклеенный угол, женщина-капо пересчитывала, не таясь.

– Молодая семья – новая ячейка, – она произнесла полными губами. Маша ожидала молча. – Молодым везде у нас дорога... – пухлый конверт исчез как по волшебству. – Ну что ж... – начальница прикидывала. – В следующую среду. Придете все вместе, с вашими родителями. Я подготовлю решение.

Выйдя за дверь, Маша втянула голову в плечи. Сейчас они набросятся на нее всей стаей. Очередь глядела безучастно. Украдкой она осмотрелась: все оставались на месте, кроме еврейской старухи. Та, которую Маша отпихнула, исчезла невесть куда.

4

К среде, как и обещала начальница, дело сладилось. Оставались мелкие формальности, которые та, улыбаясь ходатаям, обещала уладить в ближайшие дни. Ни словом, внимательно оглядев родителей, она не обмолвилась о конверте, полученном из Машиных рук. Выслушав благодарности, развела руками:

– Не стоит, не стоит. Всё – по закону. Моей заслуги здесь нет.

– Как же нет? Ну что вы, Зоя Викторовна, – отец возражал горячо. – Именно ваша.

Мама свела ладони: молитвенное выражение, лишенное слов, дрожало в ее лице. Маша испугалась: сейчас возьмет и заплачет. Этого только не хватало...