Лондон, любовь моя - Муркок Майкл

Мэри боится, что сейчас заплачет, но потом понимает, что у нее не осталось больше слез.

«Патрик умер, — говорит она. — Они взяли его вместо собора Святого Павла. Я надеялась, что он пошел взглянуть на гнездо пустельги. У меня была открытка, но она, наверное, сгорела, да? „Отличные ребята вокруг. Погода — лучше не бывает“. Конечно, я видела его после этого. Он заставил нас спуститься вниз, а потом был налет. Мы собирались купить билеты в „Трокадеро“, пока он был на побывке. У него были кое-какие деньги. Но что касается куклы, тут все по-другому. Ее можно починить. Хотя, думаю, ты права. Должно быть, я никогда не найду ее здесь».

«Ну что, соберись с духом, дорогая. Выпьем еще по чашечке?» Мерль оглядывается с удивлением. Поток транспорта исчез, а по широкой улице идут, покачивая бедрами, Джун Хейвок и Гермиона Джингольд под ручку с тремя морячками в сверкающей синей форме.

«Босиком по песочку, у кромки соленого моря…»

Мэри машет им рукой, но ей уже совсем не хочется к ним присоединиться.

«Я пользуюсь успехом, Мэри!» — кричит Джун, посылая ей воздушный поцелуй.

Мерль ласково смотрит на них. На ее лице прежнее выражение умиления.

«Все мы заслуживаем немного свободы».

Взяв спицы и клубок шерсти, сестра Китти Додд склоняется над своей подопечной. Ей кажется, что на коже Мэри она замечает слабые, почти невидимые глазу признаки эмоций. Одновременно смущенная и приободренная этой загадкой, сестра Китти Додд возвращается к своему журналу. Пройдите два дюйма, связав последние двадцать две петли. Спустите петлю.

— Вот где я промахнулась!

Она продолжает вязать, уверенная, что все теперь получится как нельзя лучше.

Смена партнеров 1956

Уже много дней Мэри Газали ходила в оранжерею в дальнем конце обнесенного стеной сада, мучаясь вопросом, скоро ли желания Джозефа Кисса приведут его к ней. Она ждала так долго, что даже начала сомневаться в том, что он — ее родственная душа. Но в конце концов он отыскал ее среди горшков с африканскими фиалками и фуксиями — темно-зелеными, алыми, светло-вишневыми. Она сидела во влажной жаре и читала Мередита.

— Надо мной проводили разные опыты, — объяснил он, разглядывая бледно-золотой стручок, белесые лепестки. Орхидея послушно карабкалась по подставленной ей решетке до стеклянной крыши. — Мне это было любопытно, и я им позволил. Они накачивали меня лекарствами. Помещали за ширмы из разных материалов. Завязав мне глаза, показывали мне детские рисунки, в основном силуэты, и спрашивали меня, на что они похожи. И так далее. Тебе знаком этот профессиональный психоз психологов?

— Не очень. — На ней было платье из искусственного шелка, кремовое, с зелеными манжетами и воротничком. — Проснувшись, я долгое время была в полудремотном состоянии. Как после по-настоящему крепкого сна. Поэтому воспоминания того времени смутные. А все остальные — очень четкие.

Он понюхал цветок.

— Знакомый запах, но не могу определить. Какой тонкий!

— Ваниль. — Она закрыла книгу. — Мороженое. Кажется, это мексиканский цветок.

— Четкие воспоминания? Ты имеешь в виду время, предшествовавшее твоему сну?

— И время сна тоже. Запах ванили как раз оттуда. Мне снилось много снов. Это было чудесное время. Но я, конечно, понимала, что сплю.

— Ты не просыпалась нарочно?

Глубоко вдохнув мягкий экзотический воздух, она поднялась со складного деревянного стула. Ее ослепительные волосы окружали голову и плечи словно пеной.

— У меня не было особого желания просыпаться.

Он потрогал лист.

— Тебе нравятся тропические растения? Или ты здесь пряталась?

Ее зеленые глаза серебрились от нескрываемого желания.

— Просто я думала, что сюда придешь ты, — сказала она мягко, но со значением.

— Ты читаешь мои мысли. — Он улыбнулся.

Ему было не меньше сорока. У него была чистая, блестящая кожа, очень розовая. А глаза при этом освещении были самыми голубыми из всех, какие ей когда-либо приходилось видеть. Этого было достаточно, чтобы она поняла, что он нежен, но не слаб и что он реалист, но не циник. Ее любовь к нему тут же послала сигнал в кровь, и Мэри внезапно затрепетала, глядя, как он берет цветок орхидеи на ладонь и изучает его, склонившись вплотную. И похоже, он ничуть не удивился и не огорчился бы, узнав, что цветок решил проявить к нему столь же пристальный интерес.

— Да, конечно, это ваниль. Я рад, что ты хочешь со мной дружите. Я надеялся на это. Вифлеем — не лучшее место для того, чтобы встретить друга. Большинство его обитателей — сумасшедшие, если ты понимаешь, что я имею в виду, и, следовательно, никак не могут составить хорошую компанию.