Воронья дорога - Бэнкс Иэн

– Не имеет значения.– Я увидел такси с зеленым огоньком. Вдруг спохватился, что теперь богат.– Я уже вспомнил, где его видел.– Я сошел на проезжую часть и поднял руку.

– Точно вспомнил? – спросила Эш с бордюрного камня.

– Угу.– Машина приткнулась к тротуару. Я открыл перед Эшли дверцу.

– И что, расскажешь или будешь корчить загадочного? – спросила она, усаживаясь.

– За ужином расскажу.– Я сел рядом и захлопнул дверцу.– Сохо, Дин-стрит, пожалуйста,—сказал я водителю и ухмыльнулся Эшли.

– Дин-стрит? – вопросительно изогнула она бровь.

– Я тебе много чего должен, в том числе и карри.

* * *

Первое свое настоящее похмелье я испытал в пятнадцатилетнем возрасте. Обычно по пятницам мы с несколькими моими школьными приятелями собирались в галланахском доме Дроида. Сидели вечерами в его спальне, смотрели телик и играли в видеоигры. И пили сидр, его для нас за небольшие комиссионные покупал старший брат Дроида в местном винном магазине. А еще мы курили дурь, ее для нас за большие комиссионные покупал мой кузен Джош Макхоун, сын дяди Хеймиша, в баре

«Якобит». А иногда мы закидывались спидом^[103], поступавшим из того же источника. И вот однажды зашел Дэйв Макго с литром «Бакарди», и мы раздавили пузырь на двоих, а на следующее утро я, разбуженный отцом, испытал странное и даже страшное ощущение. «О. т. п.», как написал бы дядя Рори. И «нок».

Мне тогда позвонил Хью Роб с расположенной возле замка фермы, напомнил о моем обещании помочь с сооружением костра к ночи Гая Фокса. Он собирался заехать за мной. Разумеется, я бы прекрасно мог без этого обойтись, как и без папиной лекции: жечь костры в ночь на пятое ноября – дурацкий обычай, торжество сектантства, разве ты не в курсе, что это антикатолическое действо, ведь сжигаемое чучело олицетворяет Папу Римского и т. п. Но не мог же я признаться маме и папе, что уквасился и страдаю похмельем. Когда я одевался, башка раскалывалась, да и желудок намекал, что не заслужил такого скотского обращения.

Я ждал на крыльце, глубоко дыша холодным чистым воздухом и мечтая, чтобы похмелюга свалила побыстрее. А потом вдруг подумал, что это, может, и не бодун, может, пульсация в голове – первый симптом опухоли мозга… И тут я взмолился: Господи, пусть это будет похмелье!

Хью Роб был рослый, здоровый. Славный парень, горский парень. На целый год старше меня. Но учились мы в одном классе, потому что он остался на второй год. Хью прикатил на тракторе с прицепом, полным веток и пней; я поехал вместе с ним в кабине, страдая от чудовищной тряски и от выбранной спутником темы разговора: о выпадении матки у какой-то коровы.

Вокруг холма, на котором стоял замок, лежало большое поле, со всех сторон обсаженное деревьями. Большей частью поле было обращено на восток, и с него открывался вид на Бридженд.

Мы с Хью выкинули древесину из прицепа. Сначала работали вместе, потом я остался укладывать дрова, а Хью уехал за новой партией. Он сделал пару рейсов, вывалил после каждого с тонну дров и объявил, что съездит на другую ферму, где горючего мусора еще больше. Я подождал, пока трактор ускачет на ухабах в направлении замка, и завалился на огромную кучу топлива. Лежал, раскинув руки и ноги, утонув в пружинящих ветках, и смотрел в голубое ноябрьское небо, и надеялся, что скоро утихнет басовый барабан в голове.

Казалось, будто небо пульсирует в том же ритме, что и кровь в черепе,– огромный синий свод вздрагивал, словно живая перепонка. Я подумал о дяде Рори, открывшем, что можно воздействовать на телеэкран издали посредством мысленного пения. Интересно, подумал я, как думал всегда, вспоминая о нем,– где он сейчас? Его уже года два как не было с нами.

Над кронами деревьев появилась птица. Я лежал и смотрел на нее: большое туловище, маленькая вертлявая головка, перья на концах широких крыльев врастопырку.

– Красивая,– улыбнулся я и даже позабыл про боль в голове.

И тут птицу подбросила невидимая сила. А затем канюк полетел вниз, слабо взмахивая крыльями, и упал где-то позади меня. По полю дважды раскатился грохот.

Я оторопело моргал – не верил в случившееся. Затем перевернулся на живот, посмотрел в ту сторону, откуда донесся треск дуплета. Разглядел сразу за деревьями лесополосы человека с дробовиком – он посмотрел вправо-влево и выбежал на поле. На нем были зеленые резиновые сапоги, брюки из плотного коричневого вельвета, куртка из кожзаменителя с вельветовым воротом, тартановый боннет. Очередной хмырь в куртке от «Барбур», только этот у меня на глазах застрелил канюка.