Любовь и сон - Краули Джон

Она дошла до веранды, где Алан Баттерман сидел вместе с приезжими из Нью-Йорка: с тощим родичем Бони и членами правления Фонда — или это были их адвокаты и агенты? Они и в церкви сидели вместе с Аланом, в первых рядах. Алан отсалютовал насаженной на шпажку креветкой.

— Роузи.

Она кивнула остальным, зная, что они внимательно ее изучают. Этот день никогда не кончится. Она надеялась, что ей ни к кому не придется обращаться по имени; Алан еще в церкви представил ее и заранее дал Роузи перечень имен, но ни одно имя не приклеилось к лицу.

— Джентльмены должны возвращаться, — сказал он. — Им хотелось бы переговорить с тобой.

— Конечно, — ответила Роузи.

Алан обещал, что ее не будут мучить денежными вопросами и не заставят отчитаться за то время, пока она управляла фондом. Но сердце забилось чаще.

Она проводила их в кабинет Бони, уже вычищенный миссис Писки, хотя баллон с кислородом и дыхательный аппарат все еще стояли у стены, будто слуги в ожидании отставки. Здесь было прохладно. Роузи еще чувствовала запах Бони, но другим его не узнать.

Алан сказал, что гости хотят с ней поговорить, но говорил большей частью он один; все прочие лишь скрестили ноги, поправили галстуки и великолепные костюмы и обратили на Роузи свои твердые, но приветливые взгляды. Алан кратко рассказал об истории Фонда Расмуссена, время от времени поглядывая то на одного, то на другого, как бы для подтверждения своих слов, которое и получал; он взглянул на стол Бони, возможно, в поисках длинного желтого карандаша: Алан управлял своей речью, размахивая карандашом, будто дирижерской палочкой.

— Итак, — в конце концов произнес он. — Все вы знаете, что мистер Расмуссен скончался, не оставив завещания. С этим связаны вопросы, которыми мы займемся в другое время — они трудны, но не безнадежны. Сейчас важно, что в этом году он сделал все необходимое для работы Фонда, назвал имя своего преемника на посту директора, подписал все документы.

Роузи видела, но не читала эти красиво отпечатанные документы, в темно-бордовых обложках.

— Преемник? — спросила она.

— Согласно уставу, вовсе не обязательно, чтобы эту должность занимал член семьи, однако этот вариант предпочтителен. У мистера Расмуссена был не слишком большой выбор: разумеется, он мог выбирать из кого угодно. Но, конечно, этого не сделал.

Конечно? Глядя на лицо Алана, она с твердой уверенностью поняла, что смерть Бони еще принесет много сюрпризов: что он не решил и не закончил, то стремительное Время завершит за него.

— Тогда…

— Директором Фонда он назвал вас, Роузи. — Улыбаясь, Алан понимающе взглянул на нее. Они все улыбались, словно присутствовали на светской «вечеринке с сюрпризом». — Меня поставили в известность только нынешним утром. Немного поздно, ну да не важно. Думаю, они посчитали, что мистер Расмуссен принял решение с вашего ведома и согласия. Но ведь это не так?

— Нет.

Ее переполнило какое-то чувство, и она не сразу поняла, что это гнев. Осознав это, она уже боялась сказать что-нибудь.

Он принял решение за несколько месяцев до смерти, но не сказал ей ни слова; возможно, боялся, что она откажется. Он просто оставил все на нее, не дав возможности ни принять дар, ни отказаться от него, — точь-в-точь как письмо с распоряжениями касательно его останков.

Она подумала о том утре четвертого июля, когда в последний раз по-настоящему разговаривала с ним. «Прости, — сказал он. — Как я не хочу взваливать все это на тебя». Он имел в виду, что она должна продолжить его поиски. Господи.

— Так, — выдавила из себя Роузи. Она знала, что ее щеки пылают. — Я могу отказаться?

— Конечно, — ответил Алан. — Конечно. Но я бы на вашем месте хорошенько подумал.

— Я не готова к такой работе. Это прежде всего.

— Бони считал, что вы вполне готовы, — все еще улыбаясь, сказал Алан.

Они не понимают, подумала она. Она смотрела на них, словно на добродушных животных, вроде коал или панд. Они-то думали, что Бони был добрым, мудрым, таинственным стариком, который оставил внучатой племяннице прекрасный подарок. А не самолюбивым испуганным эгоистом, который хотел, чтобы она стала его представителем в мире живых, даже когда он умрет.

Жестоко. Невозможно. Несчастный глупец, что же ты наделал.

— Так, — повторила Роузи. — Мне нужно подумать. — Она уже почти плакала, она злилась на себя из-за этого, и наконец-то милые улыбочки стерлись с их лиц. — Я просто пыталась помочь.