Географ глобус пропил - Иванов Алексей Викторович

«Скумбрия» сбрасывала скорость, подходя к причалу из ржавых труб. Причал был обвешан автомобильными покрышками, как папуас ракушками.

— Летом здесь трамвайчик швартуется, — пояснил Будкин. — Пляжники и рыболовы приезжают... А сейчас еще никого нет.

— Одни мы, дураки, — буркнула Надя.

Лагерь они разбили на голой песчаной площадке на вершине отвала. Служкин поставил палатку и принес вещи, Будкин насобирал плавника и развел костер. Надя стала жарить шашлыки. Тата выкопала в песке большую яму и напекла два десятка круглых «пирожков». Ржавая громада заброшенного насоса плыла над ними в нежно-фиалковом, темнеющем небе.

Темнота словно бы поднималась из глубины земли, из глубины реки, как подпочвенная вода. Уже затлели искры бакенов на черной равнине Камы, а небо все еще оставалось светлым, и от этого всем было видно, как же оно высоко — так долго приходится добираться до него тьме. Но тьма все-таки добралась и погасила небо, оставив лишь огни звезд — так во время прилива над водой остаются верхушки камней.

Все расселись вокруг костра, шашлыки наконец дожарились, Будкин достал вино, но Тата уснула на руках у Служкина.

— Бедная девочка... — жалостливо сказала Надя, отнимая у Таты лопатку и задергивая комбинезон. — Уснула голодная...

— Может, разбудить?.. — тихонько предложил Служкин.

— Не надо. Положи ее в палатку, только укутай потеплей.

Служкин унес Тату в палатку, а когда вернулся, Надя и Будкин уже держали перед собой шампуры и негромко разговаривали.

— Будкин рассказывает свою великую мечту, — насмешливо сказала Служкину Надя.

— Это про кругосветное плавание?.. — Служкин тоже взял шашлык.

— Про него, — согласился Будкин. — А что? Дело у меня схвачено, деньги есть. Я, Витус, даже в затоне поинтересовался: сколько стоит, скажем, «Усолка». Ничего, поднять можно.

— На этой старой сковородке ты в затоне и затонешь.

— Чего, Витус, ты меня за дурака держишь? Я ее подремонтирую, перестрою, движок модифицирую, а то мощь есть, а скорость мала...

— Это речной катер, кретин. Он не может ходить по морю.

— А я ему для горючего запасную емкость поставлю, это не проблема. На фиг мне пассажирская палуба? Пусть там цистерна стоит. А чтобы не перевернуться, я придумал такую хреновину — полые пластиковые гондолы на консолях справа и слева. Получится вроде тримарана, как у этих чуваков из Полинезии.

— И что, денег не жалко? — спросила Надя.

— А что мне деньги? — Будкин пожал плечами. — Все, что мне надо, у меня уже есть. На жизнь всегда заработаю. Родители с меня ничего не требуют, даже сами помогать лезут. И девки у меня нету, на которую можно тратиться... Куда мне деньги девать?

— Трать на меня, — предложил Служкин.

— На тебя, Витус, много не истратишь. Тебе купил бутылку — и до воскресенья ты счастлив.

— Построил бы уж тогда яхту... — задумчиво сказала Надя. — Ведь красивее, чем на старом буксирном катере.

— Яхта — это долго, Надюша, — ответил Будкин. — Пока ее построишь, вся мечта уже засохнет. А мне поскорее хочется. Заколебала эта жизнь бессмысленная... Еще немного, и совсем привыкну, стану жлобом, и тогда уж ничего не нужно будет. Начну по казино бабки садить, по кабакам дорогих шлюх клеить, которые за баксы дерьмо жрать готовы, а про себя думают, что они декабристские жены... А ты бы пошел, Витус, со мной в кругосветку?

— Не-а. — Служкин усмехнулся. — Мне в Речниках интереснее, чем в Сингапуре.

— А раньше обещал...

— Это было в детстве. С тех пор я вырос. И меня порядком изжевало.

— Эх, Витус, — протянул Будкин, — утратил ты дух романтики. А вот так выйти бы из нашего затона, и дальше — Кама, Волга, Каспий, а потом Турция, Босфор, Афины, Трапезунд, Мальта, Гибралтар, потом — Атлантика, Америка, Мексика... — Будкин, зажмурившись, сладострастно прошептал: — Индийский океан...

Служкин согнулся, подбрасывая в костер палку.

— Нету этого ничего, — сказал он, глядя в огонь. — Как географ, заявляю тебе со всем авторитетом. Все это выдумки большевиков. А на самом деле Земля плоская и очень маленькая. И всем ее хватает. А мы живем в ее центре.

— Ну тебя на фиг, — махнул рукой Будкин и обратился к Наде: — А знаешь, Надюша, как я назову свой катер? «Надежда»! Слово очень красивое. И имя. И ты. Пойдем со мной в кругосветное плавание, а он пускай здесь остается и пьет свое разбавленное пиво из трехлитровой банки. Пойдешь?

— Пойду, — согласилась Надя. — Но в полукругосветное. До Америки. — И она засмеялась, видя искреннее огорчение Будкина.

Только через час они доели шашлыки и допили вино. Будкин посидел некоторое время, мечтательно глядя в небо, и сказал:

— Пойти, что ли, на «Скумбрии» по ночной Каме покататься?..

Он тяжело поднялся и пошагал от костра. Служкин молчал.

— Отпусти меня с ним, а? — вдруг жалобно попросила Надя.

— Иди, — после раздумья согласился Служкин и негромко добавил: — Все равно неизвестно, кто кого отпускает...

Надя помолчала, потом придвинулась к нему, обняла за шею и поцеловала в небритую щеку. Затем она вскочила и побежала в темноту, но, пробежав десять шагов, неожиданно повернула к палатке, залезла туда и чего-то вытащила.

— Ты от костра не отходи и за Татой следи, — вернувшись, сказала она. — Пощупай ей штанишки — если мокрые, то запасной комбинезон у меня в сумке. А это тебе, чтобы одному не грустно было. — И она протянула Служкину бутылку коньяка.

— «Променял друга на рюмку, правда очень хорошего, коньяка», — печально улыбнувшись, процитировал Служкин и взял бутылку.

Он сидел у костра один — будто один на целой планете, будто один в лунном кратере, потому что почти со всех сторон его песчаную площадку ограждали невысокие зубцы песчаных хребтов, а за их гребнями ярко и густо горели звезды. Внеземное ощущение усиливала и решетчатая громада старого насоса — то ли это опустился космический корабль, то ли на полушаге застыл фантастический треножник марсиан. Выкурив полпачки и выпив полбутылки, Служкин поднялся, проверил Тату и пошагал к опоре насоса.

По монтажной лесенке, охваченной обручами, Служкин вскарабкался на самый верх конструкции. Отсюда и была видня вся плоская Земля, на которой он жил, — темные боры Закамска, россыпь огней Речников вдоль кромки обрыва, ярко освещенный затон со спящими кораблями, широкая и черная, лаковая дорога Камы, лунный кратер с палаткой и костром, равнина незнакомой Служкину стороны реки, укрытая светлым ночным туманом, и целое озеро огней далекого города.

Звезд на небе было так много, что казалось, будто там нельзя сделать и шага, чтобы под ногой не захрустело. Однако, видимо, никто там не ходил, потому что стояла такая тишина, что можно было услышать, как в глубине реки собираются завтрашние волны, как с шорохом мягко укладывается на землю лунный свет, как под теплыми одеялами стучит сердечко Таты, как, потрескивая, ржавеет металл, как улыбается весна, шагая издалека без устали, как ветер ерошит невесомые перья на крыльях снов, как в душе зреют слезы, которые не дано будет выплакать, как волна мягко баюкает лодку, так и не отвязанную от причала, ритмично покачивает ее — с носа на корму, с носа на корму, с носа на корму...

— Витус, твою мать! На фиг ты криво-то клеишь?!

— Это у тебя глаза кривые, а я клею — прямее не бывает! Сделаем, как в Эрмитаже...

Служкин и Будкин, толкаясь плечами, ползали по полу в ванной комнате Будкина и оклеивали стену кафельной плиткой. В это время в дверь позвонили. Служкин, оказавшийся к выходу ближе, пошел открывать, вытирая руки тряпкой. За дверью стояла Кира.

— Будкина можно? — спросила она, словно у незнакомого.

— Будкин, к тебе какая-то девушка, — громко сказал Служкин, возвращаясь в ванную. Будкин пошел в прихожую, а Служкин продолжал клеить кафель.

— А-а, это ты... — услышал он голос Будкина. — Проходи на кухню...

На кухне Будкин усадил Киру и угостил пивом. Оба они долго молчали, и наконец Кира сказала недовольным тоном:

— Ну выпроводи его как-нибудь, что ли...

— Я не хочу его выпроваживать... — пробурчал в ответ Будкин.

— Тогда накачай его, чтобы он уснул.

— Зачем?

Служкин услышал, как Кира яростно щелкнула зажигалкой.

— Видишь ли, — вдруг сказал Будкин, — думаю, этого больше не надо.

— Почему, позволь узнать?

— Я люблю другую девушку, — просто ответил Будкин.

— Раньше тебе подобное не мешало.

— Раньше было раньше.

— И кто она?

— Жена Витуса.

— Вот как? — изумилась Кира. — А он об этом знает?

— Знает.

— И как реагирует?

— Спроси у него, — с досадой сказал Будкин.

— Ладно, — после паузы сказала Кира, и было слышно, как она встала, отодвинув табуретку. — Ты меня проводишь?