Есть, молиться, любить - Гилберт Элизабет

Я лежала, возвышаясь над всем миром, в полном одиночестве. Я вошла в медитацию и стала ждать, когда Бог скажет мне, что делать. Не знаю, сколько минут или часов прошло, прежде чем я это поняла. Я осознала, что слишком буквально воспринимала ситуацию. Хотела поговорить с мужем? Так что мешает сделать это прямо сейчас? Хотела, чтобы меня простили? Так что мешает простить саму себя? В эту самую минуту. Я представила, сколько людей умирают непрощенными, затаив обиду. Сколько людей, у которых есть сестры, друзья, дети, любимые, исчезнувшие из их жизни, не успев произнести слова милосердия и прощения. Как удается этим людям, пережившим разрыв отношений, вытерпеть болезненное чувство незавершенности? Взяв эту мысль за отправную точку медитации, я нашла ответ: ситуацию можно разрешить самостоятельно, в своей душе. Это не только возможно, но и необходимо.

И тут, к своему изумлению, по-прежнему пребывая в состоянии медитации, я совершила странный поступок Я пригласила бывшего мужа присоединиться ко мне на этой крыше, в Индии. Не будет ли он так любезен встретиться со мной в последний раз? Я стала ждать, когда же он появится. И он действительно появился. Его присутствие вдруг стало абсолютным и осязаемым. Я почти чувствовала его запах.

Я сказала: «Привет, милый».

В тот момент я чуть не расплакалась, но быстро поняла, что это ни к чему. Слезы — часть нашего физического существа, а место, где в тот вечер в Индии встретились две души, не имеет никакого отношения к физическому телу. Те двое, кому было необходимо поговорить друг с другом на крыше, уже даже не были людьми. Это даже нельзя было назвать разговором. Они больше не были бывшим мужем и женой, упрямицей со Среднего Запада и карьеристом-янки, сорокалетним мужчиной и тридцатилетней женщиной, двумя ограниченными людьми, годами спорившими о сексе, деньгах, мебели, — все теперь было неважно. Учитывая цели и место встречи, эти двое были лишь душами, источавшими прохладное голубое свечение и наделенными полным пониманием сущего. Не стесненные телесной оболочкой и сложной историей прошлых отношений, они поднялись над крышей (и даже надо мной) в бесконечной мудрости. Все еще пребывая в состоянии медитации, я увидела, как две прохладно-голубые души слились в едином круге, соединились, а затем снова разделились и воззрились друг на друга во всем своем совершенстве и похожести. Они знали друг о друге все. Они все знали в прошлом и будут знать всегда. Им не нужно было прощать друг друга — они сделали это тогда, когда родились на свет.

Своим прекрасным танцем они словно говорили: «Не вмешивайся, Лиз. Ты сыграла свою роль в этих отношениях. Теперь мы сами решим, что делать. А ты живи дальше».

Прошло немало времени, я наконец открыла глаза… и поняла, что все прошло. Не только мое супружество и развод, но и чувство незавершенности, унылая пустота и меланхолия… все прошло. Я чувствовала себя свободной. Позвольте уточнить: я вовсе не хочу сказать, что с тех пор больше никогда в жизни не вспоминала о бывшем муже и не испытывала при этом никаких эмоций. Но благодаря ритуалу на крыше в моей душе появилось особое место, куда можно было бы отправить эти мысли и чувства, когда они возникнут в будущем, — а они будут возникать всегда. Зато теперь, когда это случится, я отправлю мысли сюда, на эту крышу моей памяти, под опеку двух душ, светящихся прохладным голубым светом, которые все понимают и будут понимать всегда.

Для этого и существуют ритуалы. Люди проводят религиозные церемонии, чтобы создать безопасное место для хранения самых сложных чувств, будь то счастье или горе, чтобы не пришлось вечно таскать переживания с собой, как тяжкий груз. Нам всем нужно место для хранения эмоций. Я верю, что, если в культуре или религиозной традиции отсутствует ритуал, необходимый человеку, можно изобрести собственную церемонию и своими силами наладить поврежденную эмоциональную систему, как сделал мой изобретательный и щедрый поэт-водопроводчик. Главное — провести «домашнюю» церемонию искренне, и тогда Божья милость обеспечена. Ведь именно для этого нам нужен Бог.

Я встала и выполнила стойку на руках на крыше моей гуру, празднуя свое освобождение. Я чувствовала ладонями пыльную плитку. Я чувствовала свою силу и равновесие. Легкий ночной ветерок овевал мои босые ступни. Бесплотная душа, излучающая прохладно-голубое сияние, не способна сделать стойку на руках, однако человеческому существу такое под силу. У нас есть руки, и если мы захотим, то можем опереться на них. В этом наше преимущество, прелесть пребывания в смертном теле. Именно поэтому мы нужны Богу. Ведь Ему нравится чувствовать мир нашими ладонями.

Сегодня уехал Ричард из Техаса. Улетел домой, в Остин. Я проводила его в аэропорт, и нам обоим было грустно. Мы долго стояли на тротуаре, прежде чем он зашел в терминал.

— Что же я буду делать без моей Лиз Гилберт? Даже не над кем поиздеваться будет, — вздохнул Ричард. А потом сказал: — Тебе ашрам пошел на пользу. Ты выглядишь совсем иначе, чем несколько месяцев назад, — как будто сбросила часть уныния, что вечно таскала за собой.

— Я сейчас очень счастлива, Ричард.

— Ну тогда запомни: все твои несчастья будут поджидать тебя у выхода, а вот брать их с собой или нет — дело твое.

— Я не стану их брать.

— Вот и умница.

— Ты мне очень помог, — призналась я. — Ты мой ангел с волосатыми руками и грязью под ногтями.

— Мои бедные ногти так и не пришли в себя после Вьетнама.

— Могло быть и хуже.

— А для многих ребят и было хуже. Хорошо хоть ноги при мне. Нет уж, сестричка, в этой жизни мне досталось непыльное воплощение… Да и тебе — никогда об этом не забывай. Может, в следующей жизни станешь одной из тех индианок, что ворочают булыжники у дороги, — тогда поймешь, что жизнь не сахар. Так что цени, что имеешь. Учись благодарности, дольше проживешь. И знаешь что, Хомяк? Сделай одолжение, начни жить по-настоящему.

— Я уже живу.

— Нет, я о другом. Найди человека, которого могла бы полюбить. Выжди столько, сколько нужно, чтобы залечить раны, но потом все же впусти кого-нибудь в свое сердце. Не превращай свою жизнь в памятник Дэвиду или бывшему мужу.

— Не буду, — ответила я. И вдруг поняла, что это правда — не буду. Давняя боль от потерянной любви и прошлых ошибок словно растворилась перед глазами, исчезла благодаря пресловутой целительной силе времени, терпению и Божьей милости.

И тут Ричард снова заговорил, мгновенно вернув мои мысли к более примитивным жизненным реалиям.

— Знаешь, говорят, секс — лучший способ избавиться от головной боли.

Я рассмеялась.

— Ну все, Ричард, с меня хватит. Теперь можешь возвращаться в свой Техас!

— Пожалуй, я так и сделаю, — ответил он, окидывая взглядом пустынную аэропортовскую стоянку. — Что за польза торчать тут без дела?

На обратном пути в ашрам, проводив Ричарда в аэропорт, я решила, что чересчур много болтаю. По правде говоря, я всю жизнь была болтушкой, но за время своего пребывания в ашраме разболталась окончательно. Мне осталось жить здесь еще два месяца, и я не хочу профукать свой уникальный шанс духовно развиваться, променяв его на беспрерывное светское общение и болтовню. Я с удивлением выяснила, что даже здесь, на противоположном конце света, в возвышенной обстановке ашрама, я все равно умудрилась создать вокруг себя атмосферу коктейльной вечеринки. И я постоянно болтаю не только с Ричардом — хотя основной треп, конечно, с ним. Всегда находится кто-нибудь покалякать. Я даже поймала себя на том, что назначаю встречи знакомым (заметьте, все это происходит в ашраме!), а иногда и говорю что-то типа: «Прости, я не смогу сегодня с тобой пообедать, так как обещала Сакши посидеть с ней. Может, перенесем на следующий вторник?»

Та же история преследует меня всю жизнь. В этом вся я. Но в последнее время мне пришло в голову, что моя общительность может тормозить духовное развитие. Недаром молчание и уединение считаются общепринятыми духовными практиками. Умение сдерживать речь — один из способов препятствовать растрачиванию энергии, которая в данном случае льется из ротового отверстия, изматывая говорящего и наполняя мир нагромождением слов, а не безмятежностью, покоем и блаженством. Свамиджи, учитель нашей гуру, был большим поборником тишины в ашраме и горячо рекомендовал ее в качестве духовной практики. Он называл молчание единственной истинной религией. Поэтому просто нелепо, что я так много болтаю именно здесь, в одном из немногих мест в мире, где должна — и может — царить тишина.

И вот я решила покончить со своим статусом светской дивы ашрама. Никакого больше трепа, сплетен, шуточек. Пора покончить со стремлением вечно быть в центре внимания и тянуть разговор на себя. Выписывать словесные па за плату и комплименты. Пора меняться. Отныне, со дня отъезда Ричарда, я стану совершенной тихоней. Это будет сложно, но не невозможно, так как молчаливость в ашраме весьма уважаемое качество. Все живущие здесь будут готовы меня поддержать, истолковав мое решение как дисциплинированный поступок во имя духовного совершенствования. В нашем книжном магазине даже продают маленькие значки, которые можно цеплять на себя: «Я соблюдаю обет молчания».