Остров на краю света - Харрис Джоанн

Он замолк, увидев мое лицо.

— Так, — осторожно произнес он, — кажется, мне сейчас откусят голову. Что такое? Может, вам надо кофе выпить?

— Ну вы и наглец, — ответила я.

Он сделал круглые глаза, явно забавляясь.

— Это еще почему?

— Могли хотя бы меня предупредить. С вашими чудесами. А если бы что-нибудь пошло не так? А если бы Жан Большой...

— А я думал, вы обрадуетесь, — сказал Флинн.

— Это смешно. Мы не успеем оглянуться, как на мысу устроят святилище, туда начнут ходить паломники...

— Вот и отлично — как раз то, что нам надо для поправки дел, — ответил Флинн.

Я игнорировала его слова.

— Это жестоко. Они все поверили — бедняжка Дезире, Аристид, даже мой отец. Легкая добыча. Отчаявшиеся, суеверные люди. А вы заставили их поверить. И вам это доставило удовольствие.

— Ну и что? Я ведь добился чего надо, верно? — Он явно обиделся. — В этом все и дело, да? Саланцы и их человеческое достоинство тут ни при чем. Просто я сделал то, что вам не удалось. Чужак. И меня послушали.

Думаю, в его словах была доля правды. Но я не прониклась к нему нежностью за то, что он это сказал.

— Кажется, вчера ночью вы не возражали, — сказал Флинн.

— Я не знала, что вы собираетесь делать. И этот колокол...

— Маринетта. — Он ухмыльнулся. — Очень убедительная деталь. Закольцованная магнитофонная запись и старые колонки...

— А святая?

Мне страшно не хотелось поддерживать его самомнение, но меня снедало любопытство.

— Я нашел ее в тот день, когда столкнулся с вами на Ла Буш. Я собирался рассказать Жану Большому, помните? А вы решили, что я ходил шарить по чужим садкам.

Я вспомнила. Должно быть, ему нравилась театральность ситуации, ее поэтичность. Празднество в честь святой; фонари, песнопения; саланцы обожают красочные зрелища.

— Я стащил церемониальные одеяния и корону из ризницы в Ла Уссиньере. Отец Альбан меня чуть не застал врасплох, но я вовремя смылся. Обдурить монахинь было проще простого.

Разумеется. Они ведь ждали чуда всю свою жизнь.

— А как же вы затащили туда статую?

Он пожал плечами.

— Починил лебедку из шлюпочной мастерской. Подогнал тягач в отлив по мокрому песку и поднял статую наверх. Во время прилива никому и в голову не пришло бы, что это возможно. Моментальное чудо. Просто добавь воды.

И действительно, стоило подумать — и все становилось очевидным. Что до всего остального — охапка цветов, несколько сигнальных ракет, скальные крюки, вбитые в заднюю сторону стены часовни, байдарка, пришвартованная рядом, чтоб быстро смыться. Если знать решение, то все кажется очень просто. Простота почти оскорбительная.

— Единственный сложный момент был, когда Аристид заметил меня на стене, — ухмыляясь, сказал он. — От соли большого вреда не бывает, но все равно саднит. К счастью, основной заряд в меня не попал.

Я не улыбнулась в ответ. У него и так был слишком самодовольный вид.

Он, конечно, не стал гадать о результатах. Дело и без того было довольно сложное. По-хорошему, надо было бы провести расчеты, использовать сложные математические формулы, учитывающие скорость падения песчинок, угол берегового откоса, фазовую частоту бурунов. О большей части этих величин приходилось лишь догадываться. Несколько метров разницы в позиции рифа могли оказаться решающими. Но ничего лучшего за такое короткое время мы придумать не могли.

— Я ничего не обещаю, — предупредил Флинн. — Это временная затычка. Она не решит проблему навсегда.

— Но если она сработает...

— В самом худшем случае — размывание замедлится.

— А в лучшем?

— Бриман забирает себе песок с Ла Жете. Почему бы и нам не сделать того же?

— Песок с Ла Жете... — повторила я.

— Чтобы хватило на пару куличиков. Или чуть побольше.

— Побольше, — жадно повторила я. — Побольше.

6

Человеку с материка, скорее всего, нас не понять. Ведь трудно себе представить, что песок может служить образом чего-то постоянного. Написанное на песке легко стирается. Тщательно построенные замки рассыпаются. Песок упрям и изменчив. Он может стереть скалу и проглотить стены, засыпав их дюнами. Он никогда не повторяется. Основа бытия на Колдуне — песок и соль. Наша еда растет уже посоленной, на почве, едва заслуживающей этого имени; наши козы и овцы пасутся на дюнах, и оттого у них нежное, солоноватое мясо. Из песка мы делаем кирпичи и раствор. Из песка — наши кухонные плиты и печи для обжига. Этот остров менял свое обличье тысячи раз. Он шатается на краю Нидпуля, каждый год отторгая от себя куски. Песок подновляет его, песок, который уносится с Ла Жете, крутится вокруг всего острова, как хвост русалки, дрейфует невидимо с одной стороны острова на другую медленными сгустками пены, перемешивается, вздыхает, ворочается. Все прочее изменится, а песок пребудет всегда.