Остров на краю света - Харрис Джоанн

— Дзенско!

Я узнала, что маму девочки зовут Габи. Отца — Филипп. Пса — Петроль. Его вечно тошнит, если плыть с ним на корабле. Еще у Летиции был старший брат Тим, который учился в университете в Ренне. И еще один брат, Стефан, но он еще маленький. Она скривила рот в неодобрительную гримаску.

— Он никогда ничего не делает. Иногда спит. Такой ску-у-учный. Я буду каждый день ходить на пляж, — воскликнула она, просветлев. — Буду копать, пока не найду глину. Чтобы делать из нее всякие штуки. Мы так делали в прошлом году в Ницце. Это было дзенско. Супердзенско.

— Летиция! — донесся голос откуда-то с пляжа— Летиция, что я сказала?

Летиция картинно вздохнула.

— Пфе. Мама не любит, когда я лазаю так далеко. Я лучше пойду обратно.

Она соскользнула вниз, беспечно игнорируя завалы битого стекла, нанесенные морем к подножию волнолома.

— Пока!

Через несколько секунд она уже была у края воды и кидалась водорослями в чаек.

Я помахала в ответ и принялась дальше разглядывать эспланаду. С тех пор как я тут побывала в последний раз, на улице Иммортелей вновь открылось несколько магазинов, но кандидатов в покупатели, кажется, не было совсем, если не считать Летиции с семьей. На скамье с видом на море сидели в своих старинных суровых одеяниях сестра Тереза и сестра Экстаза Через дорогу был небрежно припаркован мотоцикл Жоэля Лакруа, но владелец отсутствовал. Я помахала рукой монахиням, подошла и села рядом.

— О, да это опять малютка Мадо, — сказала одна из монахинь — сегодня обе были в белых чепцах, и я обнаружила, что почти не способна отличить одну от другой. — Сегодня не рисуешь?

Я покачала головой.

— Слишком ветрено.

— Дурной ветер для «Иммортелей», э, — сказала сестра Тереза, болтая ногами.

— Но не такой уж дурной для Ле Салана, — добавила сестра Экстаза. — Мы слыхали...

— ...всякое разное. Ты не представляешь...

— ...какие вещи до нас доходят.

— Они думают, мы вроде этих бедненьких старичков, что живут в отеле, выжили из ума и не соображаем, что происходит. Конечно, soeur, мы старей холмов, то есть...

— ...если б тут были холмы, но тут нет холмов, только дюны...

— ...хотя песку стало поменьше, ma soeur, да-да, намного меньше.

Воцарилось молчание, и две монахини уставились на меня, как птички, из-под полей белых чепцов.

— Я слыхала, Бриману пришлось отказать кое-кому из тех, кто зарезервировал у него номера, — осторожно сказала я. — Это правда?

Сестры синхронно кивнули.

— Не всем. Но некоторым.

— Да, кое-кому. Он был очень-очень сердит. Гостиницу залило, верно, ma soeur? Сразу же после...

— ...весенних приливов. Затопило погреба и просочилось на фасад. Архитектор говорит, что в стенах сырость, из-за...

— ...ветра с моря. Зимой будут делать ремонт. А до тех пор...

— ...туристов будут селить только в комнаты на задней стороне, ни вида на море, ни пляжа. Это...

— ...очень-очень печально.

Я неловко согласилась.

— Но все-таки, если святой будет угодно...

— О да. Если святой будет угодно...

Я ушла, а они махали мне вслед, издали еще больше похожие на птичек — чепцы словно две белые чайки, качающиеся на волнах.

Переходя дорогу, я увидела Жоэля Лакруа — он наблюдал за мной, стоя в дверях «Черной кошки». Он курил «житан», по-рыбацки пряча кончик сигареты в горсти. Мы встретились взглядами, он вежливо поздоровался: «Э», — но ничего не сказал. За ним в дверном проеме виднелась окутанная дымом фигура девушки — длинные черные волосы, красное платье, длинные жеребячьи ноги в босоножках на высоком каблуке, — которая показалась мне знакомой. Но у меня на глазах Жоэль отступил от двери, и девушка вместе с ним. Я подумала тогда: он отвернулся, словно ему было что скрывать, и загородил ее.

Только потом, уже по дороге в Ле Салан, я поняла, почему девушка показалась мне такой знакомой.

Это была — я почти не сомневалась — Мерседес Просаж.

20

Я, конечно, никому ничего не сказала Мерседес имеет право ходить куда хочет. Но мне было не по себе: Жоэль Лакруа не друг Ле Салану, и мне не хотелось думать о том, сколько Мерседес выбалтывает, сама того не подозревая.

Вернувшись из Ла Уссиньера, я обнаружила отца на кухне, за столом, в обществе Флинна — они смотрели на листы оберточной бумаги с какими-то чертежами. На мгновение мне открылись их лица без масок — лицо отца светилось от возбуждения, а Флинн ушел в себя, как мальчик, следящий за муравейником, — но они тут же подняли головы и увидели, что я на них смотрю.