Тиски доктринерства - Прист Кристофер

Потребовалось почти три десятилетия проведения в жизнь этих перемен, чтобы люди пришли к признанию их полезности. Процесс набрал полную силу, когда стали заметны плоды.

Коренные бразильцы расселились, главным образом, на крайнем северо-востоке, возвратив себе сельскохозяйственные угодья, которые они обрабатывали еще до прихода португальцев. Образовалось большое и шумное еврейское сообщество; оно обосновалось в Манаусе и окрестностях этого города, их новой Земле Обетованной, естественными границами которой были река, болота и влажные тропические леса. А на юге, а центром в заново отстроенном Сан-Паулу, сосредоточились выходцы из англоязычных стран.

На практике, подчеркивал историк, условия жизни и работы оказались далеко неодинаковыми в разных регионах и не такими, как ожидалось. Только в Сан-Паулу преобладало белое население. В большинстве других городов, от Порту-Алегри на юге до Белена на севере, продолжало существовать традиционное для Бразилии смешение рас, гордившихся независимостью друг от друга, но всегда уважавших других.

Каждое государство с уважением относилось к себе подобным. Бразилия была теперь густо населена и территориально велика для управления централизованным правительством. Когда самоопределение закончилось, это оказалось как раз тем, что было нужно людям. Каждое сообщество получило четкие границы, внутри которых местное правительство правило, как пожелает.

Последний раздел книги представлял собой расширенную идеологическую программу, нацеленную на плановое увеличение производства продуктов питания и интенсивности деторождения на ближайшие несколько лет, постепенное освоение ранее необитаемых площадей земного шара и окончательное установление мирового единства.

Уэнтик закрыл книгу и понял, что так и не съел свой завтрак. Он проглотил остывшие почки и налил себе чашку кофе. Выпил ее и собрался налить вторую, когда вошла сиделка.

– Вы закончили, мистер Масгроув?

– Не знаю, могу ли я оставить себе немного фруктов?

– Конечно можете.

Она взяла поднос, оставив на столе землянику и пошла к двери.

– Когда кончается ваша смена, сестра? – спросил Уэнтик.

– У нас три смены по восемь часов. Я работаю до четырех вечера, затем заступает сестра Доусон.

– Понимаю. Спасибо.

Она вышла и закрыла дверь, а Уэнтик принялся за землянику.

Он мысленно возвращался к прочитанному, пытаясь его усвоить. В голове не укладывалось, что мир, который он знал и в котором недавно жил, больше не существует. Особенно когда природа его уничтожения описана в сжатой конспективной форме, словно это какие-нибудь общеизвестные сведения.

Ядерное противостояние было потенциалом, который осознавали все люди его времени, но реализация этого потенциала считалась невозможной. Понятна логика постепенного уничтожения, когда одна армия систематически не дает вооружаться другой, или бомбит ее территорию, или бесчинствует на ней. Но серия ядерных взрывов по всему миру, способных в считанные секунды уничтожить миллионы людей, – это просто невозможно вообразить.

И все же… кажется, это случилось. Если происходящее с ним не сон, он сидит на больничной койке в городе под названием Сан-Паулу, а на календаре 2189 год.

Внутри у него все похолодело.

Джин умерла. Дети тоже.

Западная Европа разрушена, говорилось в книге. Он схватил ее и нашел нужную страницу: «…за исключением юго-западного угла Пиренейского полуострова, западная и центральная Европа была превращена в пустыню второй волной бомбардировок…»

Ни одной даты. Ни единой чертовой даты в целой книге!

Уэнтик еще раз посмотрел названия остальных книг на полке, но не смог найти ничего, что могло бы содержать сведения об этой войне. Он вернулся к столу и сел.

Он осознал, наконец, истинную безысходность своей ситуации. Как день назад пришлось смириться со своим пребыванием в будущем, теперь надо было признать страшную изолированность этого будущего. Если бы он и вернулся в свое время, ничего хорошего из этого выйти не могло. Война – историческая определенность. Так же как смерть его семьи.

Уэнтик поставил локти на стол, подался вперед и утопил лицо в ладонях. Вскоре он ощутил горький вкус на губах, ручейки теплых слез потекли по его рукам.

Глава шестнадцатая

Позднее тем же утром его навестил доктор.