Стыдные подвиги (сборник) - Рубанов Андрей

Что касается Москвы, — родитель считал ее шоферской преисподней и в столицу никогда не ездил. Хотя был ловким и талантливым пилотом: умел и по грязи, и по льду, и ручей форсировать, и по зимнику, и по любым буеракам.

Впрочем, в тот год мне грешно было упрекать родителя в дурном стиле вождения. Я не имел морального права. Папа всегда был на колесах, а я ходил пешком. Уходя от жены, авто оставил ей.

Бегство из семьи сделало меня угрюмым аутсайдером. Пил, курил марихуану, денег было в обрез, едва наскребал, чтобы заплатить за темную, как могила, квартиру на мрачной и непрестижной окраине мегаполиса, в Братеево: разбитый асфальт, редкие слабосильные фонари, битые пивные бутылки, до ближайшего метро — сорок минут пешком.

Апартамент принадлежал сестре Саши Моряка, я был заселен с условием, что помогу выставить предыдущего квартиранта, юношу без определенных занятий, задолжавшего то ли за два, то ли даже за три месяца. В условленный день мы явились втроем — обкуренный я, сестра Моряка и сам Моряк, вооруженный набором стамесок и отверток для замены дверного замка. Юноша встретил нас полуголым. Все пространство единственной комнаты занимала кровать, над ней свисали гирлянды разноцветных лампочек. Мне захотелось попросить мальчишку задернуть шторы и продемонстрировать эротическую иллюминацию (интересно же), но момент был неподходящий. Юноша многословно возмущался, намекал на связи как в правительственных, так и в преступных кругах, и даже грозил вызвать, по его собственному выражению, «настоящую милицию». Последнее нас с Моряком особенно позабавило, мы потом часто вспоминали фразу про «настоящую милицию», но в момент выдворения мальчишки не сказали ни слова, молча врезали новый замок, — и спустя два дня я заселился, а чуть позже нашел в забытом юношей барахле милицейские штаны с кантом и два парика. Стало ясно, что малый тяготел к криминалу. Цеплял парик и проворачивал мелкие аферы. Или парики использовались в постельных играх? Я этого так и не узнал.

В квартире имелась своя достопримечательность: мощный шкаф натурального дерева, старый, темно-орехового цвета, с позеленевшими от времени медными петлями дверных створок — он напоминал мне о старых временах, когда я был богат и собирал антикварные книги. Шкаф выглядел пришельцем из позапрошлого, девятнадцатого века, из времен, когда вещь покупалась один раз на всю жизнь, когда мебель изготавливалась спокойными, неторопливыми людьми и передавалась из поколения в поколение.

Всю осень и зиму ничего не делал. Писал роман. Сочинительство всегда проходило у меня как ничегонеделание. Если спрашивали: «Чем занимаешься?», я никогда не отвечал: «Пишу». Обычно пожимал плечами: так, ерундой всякой.

Я был один, мне было паршиво. Водка усугубляла. Трава неплохо оттягивала, седативный эффект ее всем известен, но я никуда не мог спастись от того факта, что употребляю наркотик; если твои дела идут неважно и ты пьешь — твои друзья это понимают, но если в дополнение к алкоголю ты куришь марихуану, понимают не все, и даже те, кто делают вид, что понимают, заметно нервничают, и в конце концов сам ты тоже начинаешь нервничать.

К две тысячи второму людей расслабило. Не всех, но многих; и хорошо расслабило. Позабылся дефолт, позабылась вторая чеченская война, пришел и прочно сел Путин. Считалось, что страна в порядке. Вдобавок тогда уже вполне выросли и начали что-то соображать мальчики и девочки, рожденные в восьмидесятом, восемьдесят первом, восемьдесят втором — новейшее поколение, они вообще ничего не знали про Союз Советских, руководящую роль и Продовольственную программу. Нежные, непуганые, красивые, они умели наслаждаться. Как их назвать? «Поколение Б» от слов «буржуазия» и «бабло»? Или «поколение М» от слов «мудак» и «money»? Я не уверен, что каждое новое поколение обязательно надо как-то называть, присваивать литеру, в этом нет ничего, кроме бестолковой конспирологии; сколько их сменилось за пять тысяч лет сознательной истории человечества?

В общем, они — новые, веселые, ярко одетые — появились во множестве. Пошла другая жизнь. Банковские карты, потребительские кредиты, клубы, поездки в Европу, — ну и легалайз; из разных мест уже доносились высказывания насчет того, что трава — не наркотик.

А я выкуривал по килограмму в месяц и точно знал — наркотик. Слабый, легко доступный и поэтому особенно бессмысленный и коварный. Дающий наркоману иллюзию того, что он не настоящий наркоман.