Любовь и сон - Краули Джон

Осознав, что их мир как раз резко поворачивает или преображается (и более того, что само открытие периодических мировых изменений возможно только во время одного из них), братство мудрецов вознамерилось сохранить что-нибудь из ими открытого или созданного: нечто, способное, подобно ковчегу, перенести не только искусства и умения, которым грозит вновь исчезнуть, но и память об обвалах, подобных надвигавшемуся. Догадываясь, что любая из частей их мира имеет лишь призрачные шансы без изменения перейти в следующий, они создали несколько носителей — драгоценный камень, эликсир, сосуд, персонажа, погруженного в нескончаемый сон, — и, дабы подпереть со всех сторон пошатнувшуюся, как они знали, Вселенную, разделились на отряды и разошлись по четырем углам земли (тогда у земли было четыре угла), где собирались сохранять в тайне свои сокровища и передать своим последователям знание и долг о них заботиться.

Но изменения пространства и времени неизбежно подточили или замарали сокровища, одно за другим превратили в бесполезный хлам; хранители позабыли, что и почему они охраняют; новый век стареет, и если истории вспоминаются, то всего лишь как истории.^[139]

И теперь, когда наш век, в свою очередь, приближается к окончанию (мы находимся ныне где-то в конце Ренессанса) и множатся ужасные толки и дикие домыслы, новое братство мудрецов осознает, что слом их времени — последний в ряду подобных, о нем рассказывают истории, он зашифрован в темных пятнах древних наук, в рецептах магических книг. Слом времени, заключают они, явит на свет сокровища, накопленные прошлым, как разверзаются могилы при землетрясении; они и станут наследниками драгоценного камня, кратера, человека, погруженного в сон, подобный смерти, с изумрудной скрижалью в бледных пальцах;^[140] а также наследниками долга сохранить хотя бы одно из сокровищ и передать его в неизвестный новый век, заря которого сейчас занимается и пр., а с ним и знание, и пр., и пр., как прежде.

Все это рассказано приблизительно в обратном порядке, не без мастерства, но с призрачной легкостью пленки, которая крутится назад, с той же сверхъестественной перестановкой причин и следствий. А сверх того, книга не окончена; лента Мебиуса, еще не ставшая бесконечной, потому что концы ее не склеены.

И все это было правдой: Пирс достаточно знал историю, излагаемую Крафтом, чтобы этому поверить. Странная, но правдивая. Просто она была вывернута, о возможности так вывернуть Историю задумывался однажды и сам Пирс; настоящими хорошими парнями оказываются не победители со страниц учебников, а другие, забытые, хранящие в своем кругу тайную историю, противоположную той, которой обучаются все прочие; изгнанники, которых жестокая власть незаслуженно обрекла на вековые муки, хотя в конце их мудрость все же восторжествует.

Великое совпадение, сумма совпадений мелких и вроде бы неважных, которое ненавязчиво вело, влекло, заманивало его в этом году в эту комнату, — великое совпадение заключалось в том, что он уже знал историю Крафта, прежде чем сесть ее читать.

Верно, все верно: некогда и вправду существовала страна мудрых жрецов, чья магия действовала, и была она зашифрована в картинках иероглифической письменности. В этом Пирса убедили его недавние исследования. Находилась эта страна в далеком прошлом, но не в прошлом Египта. Соорудили ее в то время, когда наличный Египет давно пришел в упадок и был предан забвению, когда уста его замолкли, потому что не осталось тех, кто умел читать его письмена.

И этот магический Египет действительно был открыт или изобретен в Александрии, во времена принятия христианства Римской империей, когда группа грекоговорящих теософов приписала ряд собственных мистических сочинений древним жрецам из воображаемого египетского прошлого, с храмами и говорящими статуями, с богами, жившими среди людей. Но в последующие христианские века эти сочинения были утеряны, и воображаемая страна вновь перестала быть.

Когда же итальянский Ренессанс открыл, наряду со всем потерянным прошлым, и эти сочинения, ученые решили, что они действительно столь древние, как утверждалось. И вот возник новый Египет, вдвойне отличный от старого оригинала: древний — старше Моисея — источник знаний, вдохновивший буйный синкретизм солнцепоклонства, обелисков, псевдоиероглифов, магии и полухристианской мистики; она же, возможно, дала толчок революции познаний, что зовется наукой — той самой наукой, которая окончательно разрушит веру в воображаемый Египет с его магией.