Любовь и так далее - Барнс Джулиан

Не поймите меня неправильно. Я не говорю, что Стюарт может снять, скажем, Марию Калласс.^[163] Что-то я сомневаюсь, что если он ей пройодлирует «Я тебя помню», она ответит: «Di quell'amor ch'e palpito».^[164]

СТЮАРТ: Знаете такое выражение: «Информация стремится к свободе»? Так говорят компьютерщики. Приведу пример. Очень трудно стереть информацию из памяти компьютера. Я имею в виду, можно, конечно, нажать на DELETE и посчитать, что файл «умер» навечно, но он не исчезает совсем. Он все равно остается на жестком диске. Он хочет выжить. Он стремится к свободе. В Пентагоне посчитали, что для того, чтобы информация исчезла совсем, поверх старого файла нужно семь раз записать новую информацию. Но, опять же, существуют специальные фирмы по восстановлению утерянных файлов, которые утверждают, что могут восстановить информацию даже после двадцати перезаписей.

Поэтому можно ли быть уверенным, что информация полностью уничтожена? Я где-то читал, что в Австралии у правительства есть специальная команда дюжих мужиков, которые крошат жесткие диски кувалдами. Причем крошат в буквальном смысле — в пыль. Только тогда они могут быть уверены, что информация «умерла» окончательно без возможности восстановления.

Вот это ничего не напоминает? Мне — напоминает. Для того чтобы быть уверенным до конца, нужна команда дюжих мужиков с кувалдами — чтобы они раскрошили мне сердце. По-другому — никак.

Я знаю, что это сравнение. Но в данном случае оно верно.

18. Утешение

ДЖИЛИАН: Вот как все это было. Оливер все же сумел подняться с постели незадолго до ужина. Аппетита у него не было — и нет до сих пор, — и за столом он почти не разговаривал. Стюарт приготовил piperade.^[165] Оливер не преминул отпустить шутку по этому поводу — причем шутка могла быть обидной, но Стюарт очень по-умному пропустил ее мимо ушей. Мы со Стюартом выпили по бокалу вина — Оливер даже не притронулся к своему. Потом он поднялся, перекрестил стол, сказал какой-то очередной оливеризм и добавил:

— А теперь повлачусь я к себе в берлогу, в свою одинокую избу-дрочильню, дабы вы, дети мои, перемыли мне косточки в мое отсутствие.

Стюарт зарядил посудомоечную машину. Наблюдая за ним, я выпила половину оливеровского бокала. Он выравнивал тарелки, которые уже были в машине — он всегда так делает. Однажды он попытался мне рассказать о максимизации водяного напора, а я его попросила никогда больше не произносить при мне таких слов. Но я сказала это со смехом. И вот сейчас он загружал посуду в машину с преувеличенно сосредоточенным видом, хмурясь и делая паузы. Мне было забавно за ним наблюдать.

— Он что, и вправду дрочит? — вдруг спросил Стюарт.

— Уже даже и не дрочит, — отозвалась я, не думая. Да и в любом случае, это же вряд ли было предательство, правда?

Стюарт залил в лоток жидкость для мытья посуды, закрыл дверцу и посмотрел на машину с искренней жалостью. Я знаю, что он давно хочет купить мне новую. И я видела, что он с трудом сдерживает себя, чтобы не поднять этот вопрос.

— Пойду посмотрю, как там девочки, — сказал он. Снял туфли и тихонько поднялся по лестнице. Я осталась на кухне — пила оливеровское вино и смотрела на туфли Стюарта на полу. Черные легкие мокасины, они стояли слегка под углом друг к другу, как будто он только-только их сбросил. То есть, конечно, он действительно только-только их сбросил — я имею в виду другое. У меня было странное ощущение, что они, эти туфли, как будто дышали жизнью. Они были уже не новые, кое-где кожа сморщилась и потрескалась. Разные люди носят обувь по-разному. Сношенные туфли могли бы служить отличительным признаком для полиции — как отпечатки пальцев или ДНК. Старые туфли — они как лица, правда? Морщинки на коже — как морщинки на лице.

Я не слышала, как вернулся Стюарт.

Мы допили остатки вина.

Но мы не были пьяными. Ни он, ни я. Я не ищу никаких оправданий. Да и надо ли мне оправдываться?

Он первый меня поцеловал. Но это тоже не оправдание. Женщина знает, как сохранить дистанцию, если ей не хочется, чтобы ее целовали.

Я сказала:

— А Элли?

Он ответил:

— Я всегда любил только тебя. Всегда.

Он попросил, чтобы я его поласкала. Я это восприняла нормально — то есть я не подумала, что он слишком много просит. В доме было тихо-тихо.

Он тоже начал меня ласкать. Провел рукой мне по ноге, потом запустил руку мне под трусики.