Таинственная страсть. Роман о шестидесятниках - Аксенов Василий Павлович

• А одна струна — тетива,
• зазвеневшая из темноты.
• Вместо стрел в колчане — слова.
• А когда захочу — цветы.
• А вторая струна — река.
• Я дотрагиваюсь до нее.
• Я дотрагиваюсь слегка.
• И смеется детство мое.
• Есть и третья струна — змея.
• Не отдергивайте руки:
• Это просто придумал я —
• Пусть боятся мои враги.
• А четвертая в небе живет.
• А четвертая схожа с зарей.
• Это — радуга, что плывет
• Над моею бедной землей.
• Вместо пятой струны — лоза.
• Поскорее друзей зови!
• Начинать без вина нельзя
• Ни мелодии, ни любви.
• А была и еще одна
• очень трепетная струна.
• Но ее — такие дела —
• Злая пуля оборвала.

Этот стих, к тому времени еще нигде не напечатанный, вызвал удивленные аплодисменты. Каков Эр! Неужели это тот самый, кого когда-то при внезапной ссоре его ближайший друг Тушинский назвал «барабанщиком при джазе ЦК ВЛКСМ»? Последним из поэтов выступал тот, кто все это затеял; Ян Тушинский по кличке «Туш», Пример Роберта его вдохновил войти в ту же волну: сначала пущусь в ностальгию, а потом завершу все мощным общественным призывом. Выступая на бесчисленных фестивалях и конференциях на Западе, он уловил, что наиболее значительную фигуру выпускают в самом конце. Пусть так и будет, он это заслужил. Он встал в картинную позу, одной рукой опираясь на столб террасы, а другую руку пустил в ход, как бы укрепляя эмоциональный зов. И подвывал немного:

• А снег повалится, повалится,
• и я прочту в его канве,
• что моя молодость повадится
• опять заглядывать ко мне.
• …………………………..
• И мне покажется, покажется
• по Сретенкам и Моховым,
• что молод не был я пока еще,
• а только буду молодым.
• …………………………..
• Начну я жизнь переиначивать,
• свою наивность застыжу
• и сам себя, как пса бродячего,
• на цепь угрюмо посажу.
• …………………………..
• Но снег повалится, повалится,
• закружит все веретеном,
• и моя молодость появится
• опять цыганкой под окном.

Прочитав эти стихи, он заметил, что они хорошо подействовали на женщин. Даже такие ехидины, как Танька с Нэлкой, как-то мягко заулыбались и проявили, как они говорят, «невыносимую романтику». Но ближе всех к этой невыносимости, конечно, оказались простые девчонки, вроде его верной Зари — почти до слез, почти до изрыдания рыданий, до серебристой декларации любви; и с ней, конечно, красоточки из ансамбля «Мрия», что по-украински — мечта!

Он сказал всем с террасы, что сейчас пойдет совсем другая тематика, а именно глубинно-российская, которая, по сути дела, в тяжелый год опалы и издевательств поставила перед ним новые вопросы и подняла его дух:

• Зa ухой, до слез перченой,
• сочиненной в котелке,
• спирт, разбавленный Печорой,
• пили мы на катерке.
• …………………………..
• И плясали мысли наши,
• как стаканы на столе,
• то о Даше, то о Маше,
• то о каше на земле.
• …………………………..
• Люди все куда-то плыли
• по работе, по судьбе.
• Люди пили. Люди были
• Неясны самим себе.
• …………………………..
• Ах ты, матушка Россия,
• что ты делаешь со мной?
• То ли все вокруг смурные?
• То ли я один смурной?
• …………………………..
• Я прийти в себя пытался,
• и под крики птичьих стай
• я по палубе метался,
• как по льдине горностай.
• …………………………..
• Ждал я, ждал я в криках чаек,
• но ревела у борта,
• ничего не отвечая,
• голубая глубота.

Эта концовка прозвучала как убедительное завершение чтений: в ней прозвучала основная мысль пробуждающегося общественного сознания, так подумал, стараясь не отклоняться от привычных формулировок, зависший над поляной Пролетающий, и все именно так и почуствовали, а властитель дум Лев Копелиович, отмахнув в сторону окладистую бороду, гулко произнес: «Янка, мы все тебя благодарим!»