Чужое сердце - Пиколт Джоди

– Люсиус, шум все равно слышно.

Я тяжело вздохнул.

– Это машинка для наколок, понял? Я делаю себе наколку.

Шэй, очевидно, колебался.

– А мне сделаешь?

Я не раз набивал татуировки сокамерникам, когда меня держали на других ярусах – не таких строгих, как ярус I, предоставлявший двадцать четыре увлекательных часа заточения.

– Не получится. Не достану.

– Ничего страшного, – сказал Шэй. – Я достану.

– Угу, как скажешь, – ответил я. Покосившись на зеркало, я опять прислонил машинку к телу. Задержав дыхание, я аккуратно вывел изгибы и вензеля вокруг букв Б и Р.

Когда я начал букву Ю, мне показалось, что Шэй плачет. Во всяком случае, он точно рыдал, когда я ее закончил. Шум моей машинки, должно быть, никак не способствовал здоровому отдыху. Стараясь игнорировать его всхлипы, я подошел ближе к зеркалу и оценил проделанную работу.

Боже, какая красота! Буквы двигались с каждым вдохом, а чистоту линий не могла испортить даже красноватая припухлость кожи.

– «Верю», – заикаясь, произнес Шэй.

Я обернулся, как будто мог увидеть его сквозь разделявшую нас стену.

– Что ты сказал?

– Это ты сказал, – поправил меня Шэй. – Так ведь?

Своими планами я не делился ни с одной живой душой. Никому не показывал образец. И я точно знал, что Шэй не мог видеть, как я работаю, из своей камеры.

Порывшись за кирпичом, служившим мне сейфом, я извлек черенок ложки – карманное, так сказать, зеркальце. Подошел к передней стене и направил его так, чтобы увидеть в отражении сияющую физиономию Шэя.

– Откуда ты знаешь, что я написал?

Шэй улыбнулся еще шире и поднял кулак. Затем медленно – один за другим – разогнул пальцы.

Ладонь его горела красным – а пересекал ее готический шрифт, что складывался в точно такую же, как у меня, татуировку.

Майкл

Шэй выписывал по камере фигурные восьмерки.

– Ты его видел? – спросил он. Глаза у него были широко распахнуты от возбуждения.

Я медленно присел на принесенный из аппаратной табурет. Мне сегодня нездоровилось, и не только из-за переполнявших голову вопросов, – сегодня я впервые за последний год не служил вечернюю мессу.

– Кого? – рассеянно спросил я.

– Салли. Новенького.

Я заглянул в соседнюю камеру. Слева по-прежнему сидел Люси-ус ДюФресне, а в правой, ранее пустовавшей, поселился кто-то незнакомый. Сейчас, впрочем, Салли там не было: он сломя голову мотался по спортплощадке, с распростертыми руками наскакивая на стену, как будто стоило напрячься – и можно пробить металл.

– Они меня убьют, – причитал Шэй.

– Мэгги как раз работает над…

– Не штат, – раздраженно одернул меня Шэй. – Один из них.

Я, конечно, плохо разбирался в тюремной политике, но границу между паранойей Шэя и истиной провести было затруднительно. Ввиду судебного иска и шумихи в СМИ Шэй удостоился особого внимания среди арестантов; возможно, простые заключенные заимели на него зуб.

За спиной у меня прошел облаченный в бронежилет офицер Смит. Он нес метлу и моющие средства: арестанты должны были раз в неделю убирать у себя в камерах. Уборка контролировалась на каждом этапе. Когда заключенный возвращался со спортплощадки, в камере его уже ожидали все необходимые принадлежности. Надзиратель не отходил на ни шаг: здесь даже стеклоочиститель мог стать опасным оружием. Смит открыл пустую камеру, поставил на пол флаконы, рулон ткани и метлу, после чего прошел к дальнему концу яруса – забрать новичка со спортплощадки.

– Я поговорю с начальником тюрьмы. Тебя защитят, обещаю, – сказал я Шэю, и мои слова, похоже, немного его успокоили. – Кстати, – решил я сменить тему, – что ты любишь читать?

– Ты у нас кто, Опра Уинфри? Хочешь устроить заседание книжного клуба?

– Нет.

– Это хорошо, потому что Библию я не читаю.

– Это я знаю, – сказал я, ловя момент. – Но почему?

– Там сплошь враки. – Шэй безапелляционно махнул рукой.

– А то, что ты читаешь, – не враки?

– Я вообще не читаю, – ответил он. – Слова все смешиваются в одну кучу. Мне нужно целый год таращиться на страницу, чтобы понять, что там написано.

– «В человеке света сияет свет, – процитировал я. – И сияет он на весь мир».

Шэй замешкался.

– Ты тоже это видишь? – Он поднес руки к лицу и внимательно всмотрелся в кончики своих пальцев. – Свет из телевизора, который в меня вошел, никуда не делся, он продолжает гореть по ночам…