Остров на краю света - Харрис Джоанн

Отец не пошел на праздник Адриенна пришла, и мальчики с ней, хотя развлечения, которые других детей приводили в восторг, на них, кажется, лишь тоску наводили. Позже я видела их у одного из костров. С ними был Дамьен — недовольный и злой; я знала от Лоло, что они поссорились.

— Это из-за Мерседес, — мрачно признался Лоло. — Он на все готов, чтоб только произвести на нее впечатление. Больше его ничего не волнует.

Дамьен несомненно изменился. Его природная угрюмость, кажется, взяла верх, и он теперь избегал старых друзей. Алену с ним тоже было нелегко. Ален признавался в этом с беспокойством и в то же время с невольной гордостью.

— Ты знаешь, мы все такие, — сказал он мне. — Геноле. Каменные лбы.

Но я видела, что он все-таки беспокоится.

— Я ничего не могу поделать с этим мальчишкой, — сказал он. — Он со мной не разговаривает. Они с братом раньше были дружны, как два краба, но теперь даже Гилен не может из него выжать ни слова, ни улыбки. Правда, я в его годы тоже был такой. Он это перерастет.

Ален думал, что, может, новый мопед отвлечет Дамьена от мрачных мыслей.

— Может, он и с уссинцами перестанет таскаться, — добавил он. — Это вернет его в деревню. У него появится новое занятие.

Я тоже надеялась на это. Дамьен мне всегда нравился, несмотря на свою замкнутость. Отчасти он напоминал мне меня саму в таком возрасте — подозрительный, злопамятный, скрытный. А первая любовь в пятнадцать лет — как летняя молния: добела раскаленная, яростная, и так же быстро гаснет.

Мерседес тоже подавала повод к беспокойству. С тех пор как объявили о ее помолвке, она стала еще вспыльчивей; часами сидела в своей комнате; отказывалась от еды; то ублажала, то изводила своего несчастного суженого, так что Ксавье уж и не знал, как к ней подъехать.

Аристид говорил, что это от нервов. Но тут крылось нечто большее; мне казалось, что у девочки вид не просто беспокойный, а больной, она слишком много курила и могла вспыхнуть или расплакаться из-за любой мелочи. Туанетта рассказала, что Мерседес и Шарлотта поссорились из-за свадебного платья и теперь друг с другом не разговаривали.

— Платье Дезире Бастонне, — объяснила Туанетта. — Старинное кружево, с вытачками в талии, очень красивое. Ксавье хотел, чтобы Мерседес в нем венчалась.

Дезире любовно хранила платье, пересыпав его лавандой, со дня собственной свадьбы. Мать Ксавье тоже надевала его на свою свадьбу с Оливье. Но Мерседес наотрез отказалась от платья, а когда Шарлотта продолжала робко настаивать, Мерседес закатила впечатляющий скандал.

Пошли злобные слухи: Мерседес отказывается от платья только потому, что слишком толстая; понятно, эти слухи отнюдь не способствовали воцарению мира в семье Просажей.

У нас с Флинном за это время выработалось что-то вроде распорядка. Мы не говорили о перемене в наших отношениях, словно признать ее означало бы запутать нас сильнее, чем хотелось бы нам обоим. В результате наша близость выглядела обманчиво небрежной, словно курортный роман. Мы существовали в паутине невидимых линий, которые ни один из нас не осмеливался пересечь. Мы беседовали, занимались любовью, плавали вместе на Ла Гулю, ходили рыбачить, жарили улов на маленькой жаровне, которую Флинн построил в ложбинке за дюной. Мы не нарушали границ, которые сами же и установили. Иногда я задумывалась — чья трусость установила эти границы, моя или его. Но Флинн больше не заговаривал об отъезде.

Слухи про Бримана прекратились. Его несколько раз видели с мэром Пино и Жожо Чайкой — один раз на Ла Гулю и другой раз в деревне. Капуцина сказала, что они околачивались возле ее вагончика, а Ален видел их у блокгауза. Но, насколько было известно, Бримана сейчас больше всего занимала защита «Иммортелей» от сырости, и ему было не до новых начинаний. Про новый паром было совершенно ничего не слышно, и люди были в большинстве своем уверены, что «Бриман-2» — чья-то неудачная шутка (возможно, Гилена).

— Бриман знает, что проиграл, — радостно говорил Аристид. — Пора уже уссинцам для разнообразия и проиграть. Их удача переменилась, и они это прекрасно знают.

Туанетта кивнула.

— Святая на нашей стороне.

Ее оптимизм был преждевременным. Всего несколько дней спустя я вернулась из деревни с несколькими макрелями, Жану Большому на обед, и обнаружила Бримана — он сидел под солнечным зонтиком во дворе и ждал меня. Он по-прежнему был в рыбацкой кепке, но для торжественности решил приодеться в полотняный пиджак с галстуком. Обут он был, как обычно, в эспадрильи на босу ногу. Меж пальцев он держал «житан».