Лондон, любовь моя - Муркок Майкл

Хлоя внимательно обвела взглядом знакомые балки на потолке, белую штукатурку стены, оловянную и медную посуду, большой очаг с латунным тостером и таганком для кипячения воды в зимнюю пору, каждое из окон, выходивших на маленькую аккуратную лужайку, окруженную цветочными клумбами, и высокую непроницаемую ограду за ней. Хлоя напомнила себе: здесь мы в безопасности. Она все еще сожалела о том, что цветные окна были заменены на прозрачные, пропускавшие больше света. Тишина нарастала, и Хлоя начала испытывать нечто вроде клаустрофобии. Словно в последний раз, она посмотрела на книжные шкафы с полками, на шкафчцки с фарфором и серебром, собранным во время путешествий или доставшимся в наследство от дальних родственников, на семейные портреты в больших рамах над очагом, на привезенные много лет назад из Озерного края добротные, но казавшиеся всегда такими холодными турецкие ковры..

Мгновение длилось как затишье перед тропическим тайфуном или июльской грозой. Но стоял сентябрь, и на небе не было признака надвигающегося дождя.

И тут наконец тишину взорвало. Хлоя услышала в отдалении звук набирающего высоту самолета, мотор которого работал словно на пределе сил. Когда этот звук исчез, она услышала глухой удар на железнодорожных путях.

Она взглянула на часы. Половина пятого. Снова наступила тишина, словно город пытался прийти в себя, но по прежнему чуял своим звериным нутром опасность.

«А может быть, эта тишина как-то связана с авианалетом? — подумала Хлоя. — Может, власти приказали Лондону онеметь, чтобы специальные прослушивающие устройства могли уловить шум моторов и определить, сколько самолетов участвует в налете, понять, куда они направляются?» Один гигантский радар стоял неподалеку от тюрьмы, второй был установлен в Гайд-парке. Но на самом деле никто уже не ждал нападения.

В небе показался один самолет, возможно «гладиатор». Он шел к Фулемскому аэродрому. Теперь он летел низко и, казалось, спешил на посадку.

Словно очнувшись от спячки, пчела начала выбираться из розы, и тут же ветерок всколыхнул ветви тиса. Осознав, что все это время она сидела затаив дыхание, Хлоя выдохнула с глубоким облегчением и, качая головой, повернулась и Бет:

— Ангелы пролетают.

— Из-за всего этого бреда иногда начинаешь вести себя так странно. — Хлоя протянула руку к чайнику. — Ненавижу суеверия и все в этом роде.

Но Бет все еще нервничала. Хлоя обратила внимание, что сестра не убрала руки с подлокотников кресла и позволила налить себе чай, не протянув чашку. Аромат роз стал просто невыносим, как будто зной позднего лета выжимал из цветов все, что мог. Состояние дремоты не оставляло Хлою, хотя ужас прошел: вдали, на мосту через канал, слышался шум уличного движения, а во влажном воздухе громко жужжали мухи, пчелы и осы. Увидев влетевшего в открытое окно слепня, она даже обрадовалась. Слепень жужжал с вопросительной интонацией, словно осведомляясь, сохранят ли ему жизнь, если он влетит? Хлоя развела руками. Почему бы нет?

Бет это не понравилось. Она терпеть не могла мух. На этот счет у нее был пунктик. А поскольку клейкую бумагу она тоже не любила, приходилось пускать в ход мухобойку.

— Извини. Мне все еще не по себе.

Она встала, но почувствовала, что этим предает слепня, обрекая его на смерть, после того как его лживо заверили в безопасности. Когда же, привлеченный сладостью сада, слепень вылетел наружу, Хлоя испытала огромное облегчение.

— Это все так внезапно. — Бет расправила платье. — Действительно как перед грозой.

— На небе ни облачка, — сказала Хлоя.

Тут с заднего двора, из собачника, раздался заливистый лай спаниеля Томми. Другие собаки ответили ему, кто низким тревожным воем, кто тонким визгом, а вслед за ними всполошились и куры, и кошки, так что вскоре волнение охватило весь зверинец.

— Ну и гам! Все, это последняя капля. — Хлоя отставила чашку. — быть, там крыса.

— Я возьму крикетную биту, — сказала Бет, спеша за ней в кухню.

Хлоя открыла задвижку двери, ведущей во двор. Визжа и скуля, все собаки метались и бросались на прочную зеленую сетку, которую сестры купили на распродаже имущества лорда Бернфорда и которая, в любом случае, была элегантнее, чем обычная проволока. Такое внимание к деталям привлекало лучших клиентов. Посредине всего этого хаоса, болтая головой из стороны в сторону, сидел коричнево-белый спаниель и тихо рычал, словно пораженный таким поворотом событий.