Тётя Мотя - Кучерская Майя

Возле самых интересных домов Сергей Петрович останавливался. На одном показал наличники с петушками, на другом трубу. «Такой вы больше нигде не увидите, она сама как домик — с фундаментом, зубчиками крепостной стены, дымником — этот такая шапка, прорезная, с флажком даже. А вот и первая башенка». Теплый улыбался, глядел — ни он, ни Тетя не чувствовали больше усталости. От реки пахнуло гарью, видно, настал черед соломенной Масленицы, они двигались по направлению к набережной, от которой и поднимался далекий, но отчетливый шум.

— Вот здесь, где улицы пересекаются, стояла беседка, в ней летом по вечерам оркестр играл.

— Зачем? — уточняет Теплый.

— Чтобы по бульвару веселей гулялось. И самые красивые дома стояли тоже на набережной.

— А вот здесь, — показывает Сергей Петрович на пенек, — возле этого срубленного тополя — дом пароходчика Репнинского стоял, резной, ладный, на самой его верхушке тоже башенка была — пароходик, из дерева вырезанный, как настоящий, только маленький.

— Где же он сейчас? — спросила Тетя.

Сергей Петрович улыбнулся, хитро покачал головой.

— Тут когда Волга разливалась, все береговые улицы затопило, дом Репнинского тоже должен был оказаться на дне. Начали его разбирать, разобрали, но я вовремя увидел, как раз возвращался из школы вечером, подошел к мужикам, вам, говорю, зачем пароходик? Двое из них ученики мои бывшие, конечно, говорят сразу: забирайте, Сергей Петрович. Вот и стоит теперь пароход в моем домашнем музее. Всем показываю. Ведь что у нас еще-то есть, кроме нашей старины? Больше-то ничего, — приговаривал он и вел их дальше.

Сквозь отдающий гарью с шныряющими автомобилями город тихо проступал другой — медленный, сонный. Лошадки, крестьяне, наличники…

— А вот здесь живу я. Милости просим отобедать.

Они стояли у крепкого деревянного дома, двухэтажного, с резными окошками.

— Что вы, что вы! — Тетя отказывалась искренне. Только Теплый ее смущал — ему явно пора было отдохнуть и перекусить. Хотя можно было, конечно, вернуться в гостиницу…

— Да помилуйте, вы же сами признались, вы же ко мне в гости приехали, — говорил Сергей Петрович, заводя их в дом и, едва они разделись, повел в свой кабинет. Здесь на забитом книгами шкафу стояли диковинки. Сергей Петрович разрешил Теплому подержать тот самый, сейчас совсем уже потемневший и рассохшийся деревянный пароход, погладить шершавые борта, трубы, рубку, затем дал потрогать фарфоровую девочку в голубом платьице с игрушечным мишкой, трех оловянных солдатиков в серых, наполовину стертых шинелях, в касках и с пиками, двух пеших, одного на лошади…

— Мы их в брошенной крестьянской избе нашли, на полатях, а ведь это немецкие солдатики, не наши, XIX века, и уж как они очутились в русской избе? — говорил Сергей Петрович.

— А девочка? — спросил Теплый.

— Нет, девочка от одной бабушки нам досталась, это уже ХХ век, пятидесятые годы.

— Вот, смотри-ка еще, — Сергей Петрович отодвинул стекло шкафа и протянул Теплому большой темный бронзовый колокольчик, стоявший среди книг.

— Колокольчик, — констатировал Теплый. — Только большой.

— Это поддужный, ямщики такие вешали под дугу на тройке… Позвони.

Теплый тряханул, раздался высокий, чистый и необыкновенно долгий звук. Все тянулся и тянулся, дрожал. Тетя вздрогнула, и вновь будто дремота ее стала охватывать, дальняя, ушедшая давно жизнь снова звала, кликала, ей показалось, будто она снова спит и видит сон, в котором много, много как будто уже знакомых ей лиц. Но нет, это не сон, эти люди глядели на нее с фотографий, которыми были увешаны стены кабинета Голубева — желтоватые, старые, черно-белые. Насупленные крепкие бородачи — купцы из поднявшихся крестьян, женщина с открытым лбом и лицом народоволки, два батюшки в рясах и шляпах на лавочке меж берез, молодой человек с мелкими усиками в костюме и котелке, величавый бородач в пенсне — чуть выше, с кротким взглядом. Здесь же, поодаль, в самой серединке — висела и знакомая фотография. Вот они, такие близкие уже — отец Илья, матушка, Гриша, Федя, Митя, Ириша с куклой…

— Да-да, это они, и вы теперь все про них знаете, — улыбался Сергей Петрович. — Хотя нет, еще не все. Вы последнюю мою корреспонденцию получили?

— Получила только недавно, читаю, — откликнулась Тетя, — все они мне уже как родные…

— А они и есть ваши родные, — уверенно произнес Сергей Петрович. — Стоит немного покопаться, и наверняка выяснится — ваша бабушка, хотя нет, скорее, прабабушка или, может быть, прадедушка могли встречать мою маму — вы ведь из Москвы родом?