100 великих узников - Ионина Надежда

И каждый куплет песни заканчивался словами: "Принц, лучше шей ты сапоги!"^[62] [Герой этого стихотворения — сапожник, почему-то вздумавший называть себя "принцем Наваррским"] Еще насмешливей поэт говорил о королевской власти в стихотворении "Господь Бог":

• "Правда ли, что благословении
• Божие почиет на королях династии Бурбонов?"
• Ведь каждый из них,
• Самоуправно сев на трон,
• Твердит, что волею Моею^[63] [То есть Бога]
• Он так уселся вам на шею,
• И что для вас его глава
• Священна так же, как права.

Над Бурбонами смеялась вся Франция, и взбешенное правительство решило наказать поэта. Беранже был предан суду, но поэт встретил вызов с открытым забралом:

• Муза, в суд! Нас зовут!
• Нас обоих судьи ждут!

Судьи должны были рассмотреть представленные сочинения и решить, заключается ли в них вина Беранже и какое за это следует наказание. Зал суда не мог вместить публику, собравшуюся для слушания этого дела: сюда пытались проникнуть и друзья поэта, и люди, любившие песни Беранже, и просто любопытные. Один сочинитель впоследствии описывал, что с восьми утра все хода, — даже потайные, — были заняты огромной толпой, которая с нетерпением ломилась в двери. Она не слушала никаких запрещений, разбивала замки, и в конце концов так закупорила все двери, все входы и выходы, что проникнуть в зал суда стало совершенно невозможно. Сам подсудимый Беранже должен был три четверти часа пробиваться через толпу, просить и рассказывать, кто он, чтобы его пропустили. Судьи и присяжные заседатели, собравшиеся позже Беранже, совершенно не могли пройти в залу. Они вынуждены были сделать большой обход и при помощи приставных лестниц войти в залу через окна.

Говорил обвинитель, говорил защитник, говорили судьи, только сам Беранже молчал: за него говорила книга, которая лежала на судейском столе в ожидании приговора. Секретарь суда зачитал обвинительный акт, который почти полностью состоял из стихов. "Запретные песни" больше часа звучали в зале суда, прерываемые хохотом и аплодисментами, а поэт молча сидел на скамье подсудимых и смотрел на людей, которые открыто выражали ему свое сочувствие. Беранже приговорили к трем месяцам тюрьмы и штрафу в 500 франков. Если до того времени и был кто-нибудь во Франции, кто не знал поэта, то после суда таких не осталось. Старые и молодые, богатые и бедные — все знали наизусть его песни и особенно те из них, за которые его судили.

Тюрьма Сен-Пелажи в XIX веке выполняла ту же роль, что и Бастилия в XVIII столетии. Здесь томились политические узники; сюда же попал и Беранже, заняв ту самую камеру, которую за несколько месяцев до него покинул известный публицист и сатирик Курье В тюрьме к Беранже приходили на свидание люди знакомые и незнакомые, и сам поэт вспоминал потом:

Первое время его пребывания в Сен-Пелажи тюремное начальство было не особенно строго к поэту, поэтому ему разрешало разгуливать по коридорам и принимать гостей в камере. Одна за другой в тюрьму на имя Беранже приходили посылки, например жители Сомюра прислали 25 бутылок отличного вина "Шамбертен"; со всех концов Франции доставляли поэту фрукты, свежую дичь, овощи, а жители Бри прислали замечательные сыры Так что Беранже было чем потчевать не только своих друзей-посетителей, но и товарищей по заключению. С разрешения тюремного начальства он даже держал открытый стол для политических заключенных. Но после попытки к бегству двух заключенных всяческие вольности и поблажки были запрещены.

В заключении поэт продолжал оттачивать свои поэтические стрелы о каменные стены тюрьмы. Еще не закончился тюремный срок, а над поэтом нависла угроза новой расправы. Чтобы сделать песни Беранже более известными, друзья поэта решили написать обо всех подробностях судебного процесса над ним. Правительство увидело в этом новую причину притянуть Беранже к суду и опять обвинило его за те же самые стихи. Только поэт успел выйти из Сен-Пелажи, как ему снова пришлось сесть на скамью подсудимых. Однако на этот раз присяжные заседатели не нашли за Беранже никакой вины, и поэт был оправдан.