100 великих узников - Ионина Надежда

„Земляные тюрьмы“ Соловецкого монастыря располагались под северо-западной угловой башней, которая называлась „корожнею“ по имени самой тюрьмы — „корожня“. Такие же тюрьмы находились и под крыльцом Успенской церкви, и в Головленской башне. Сюда узников тоже почти всегда бросали навечно, часто скованных по рукам и ногам тяжелыми „железами“, нередко без всякого суда. По сведениям монастырских грамот XVI–XVIII веков, давали им „токмо один хлеб и воду“, и только через несколько лет заключения разрешалось кормить таких узников „противу одного монаха“ (то есть давать пищу, которую получали монастырский инок и те богомольцы, „которые работали во славу Господню“).

Арестанты прошлых времен отправлялись на Соловки под строгой охраной. Конвойному давалась строгая инструкция, как ему следует обращаться в пути с узником, которого обычно сковывали по рукам и ногам. На ночь заключенных запирали в отдельную комнату, куда посторонних людей не допускали — разве что подать милостыню, но разговаривать с ними строго запрещалось. В монастыре арестанта вместе с сопроводительной грамотой сдавали настоятелю; все вещи и деньги узника, если они у него были, отбирались и сдавались на хранение казначею, который все имущество заключенных записывал в особую книгу. Когда арестанта заключали в каземат, к нему приходил настоятель монастыря (или духовник) узнать, что за человека им прислали, есть ли надежда на его исправление. Часто от этого визита и от того впечатления, какое узник произведет на монастырское начальство, во многом зависела его дальнейшая судьба: накрепко ли его запрут в каземат под самый строгий надзор или дадут некоторые послабления (разрешат прогулки, посещение других узников и т. д.). Если по инструкции присланный назначался „под присмотр“, то к нему прикрепляли одного из монахов, который должен был наблюдать за его исправлением и за тем, чтобы „он утечки не учинил“. Время от времени такого узника для увещевания посещало монастырское начальство: опираясь на Священное Писание, старались искоренить в нем ересь и доказать его заблуждения. Но порой эти меры не только не приводили заключенного к раскаянию, а наоборот — вызывали споры с его стороны. Тогда употреблялись более строгие меры: арестанта переводили в худший каземат, ухудшалась его пища, иногда его заковывали в кандалы или даже сажали на цепь.

Побеги с Соловков случались крайне редко. Но если это все же происходило, тогда по всему острову рассылались люди для поиска беглеца, а из монастыря запрещалось выходить всем, чтобы никто не мог доставить ему одежду и еду. Отправлявшиеся в море суда тщательно осматривались, чтобы и поморы не забрали с собой кого не следует. Такое осадное положение продолжалось до тех пор, пока беглеца не поймают или пока не станет известно, что он добрался до берега.

Ссыльные и насельники монастыря жили в непосредственной близости друг от друга, и это оказывало влияние и на тех, и на других. На стороне монахов была сила власти и устойчивость мнений, на стороне узников — крепкий характер и страдание за идею, какой бы она ни казалась дикой и нелепой. Но арестанты были одиноки и потому подозрительны; свою веру считали единственной, способной привести к спасению души, а вера других была для них путем к погибели. Поэтому ссыльные разных религиозных толков враждовали между собой и проклинали друг друга, но порой оказывали влияние и на монахов.

Осужденный церковным собором 1554 года за „ересь Башкина“^[19] [Башкин М.С. - дьяк, вольнодумец середины XVI века. Выступал против официальной церкви и почитания икон, за что был осужден церковным собором 1553 года и заточен в Волоколамский монастырь] игумен Троицкого монастыря Артемий отвергал божество Иисуса Христа, церковные правила и обряды; хулил святых угодников, особенно Николая Чудотворца, не поклонялся святым иконам, называя их идолами. В число обвинений ему поставили и его поездку в немецкие земли, куда он отправился, чтобы найти такого человека, который мог бы „говорить с ним книгами о вере“. На церковный собор игумен Артемий был приглашен как его член. Однако предупрежденный, что его подозревают в причастности к ереси, он предпочел скрыться из Москвы, что ему тоже поставили в вину. Однако потом игумен все-таки вынужден был явиться на заседание собора, где Башкин выдал всех своих единомышленников. Несмотря на слабые улики против игумена Артемия, его все же осудили и сослали на Соловки.