Я вернусь... - Воронин Андрей

Потом Лузгину опять пришлось говорить, много и подробно, поскольку он был хорошим бойцом и понимал, что когда бой проигран, то условия диктует победитель. Говорить ему, как ни странно, пришлось в основном о Зимине. Простенькая комбинация с банковскими счетами Филатова не интересовала вовсе, как будто он знал о ней заранее. Да пожалуй, что и знал...

Уходя, Филатов вытряхнул из барабана патроны, рассыпал их по полу, бросил револьвер на диван и сказал:

– И не вздумай что-то делать и кого-то предупреждать. Твоя карта бита, ставок больше нет. Попадешься мне еще раз – убью. Секретарше своей мстить не вздумай. Забудь, понял? Испарись, исчезни, а лучше застрелись. На твоем месте я бы так и поступил. Револьвер – вон он, на диване, патроны соберешь. Будь здоров, не кашляй, береги руку. Она у тебя не сломана, но вывих – тоже не подарок.

И ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь. И генератор паролей унес, сволочь.

После его ухода Андрей Никифорович кое-как взгромоздился в кресло и, неловко действуя левой рукой, установил по Интернету связь со Швейцарией. Он вышел на указанный Филатовым банк и набрал номер счета, записанный на листке перекидного календаря, – набрал просто так, из чисто спортивного интереса.

И конечно же, оказалось, что такого счета в природе просто не существует. Не было его, и даже похожего ничего не было...

После этого и впрямь было впору застрелиться. Но стреляться Андрей Никифорович, конечно же, не стал. На следующий день он бесследно исчез из Москвы. Говорили, будто видели его в Шереметьево, в очереди пассажиров, ожидающих регистрации на рейс до веселого города Сан-Франциско, но кто это говорил и не было ли это просто очередной сплетней – неизвестно. Исчез, испарился, пропал – словом, поступил именно так, как советовал ему филантропствующий динозавр Филатов.

Глава 14

В тот богатый событиями вторник Мирон проснулся поздно, во втором часу дня, и в этом не было ничего удивительного. Накануне он изрядно надрался – сначала в шалмане, где обсуждал с долговязым Витьком творящиеся в Клубе нелады, потом еще в одном шалмане, где он ничего не обсуждал, а танцевал с какими-то смешливыми девками, затем в ночном баре, а после бара, уже в совершеннейшем тумане, вспоминался ему ночной продовольственный магазин на углу, а в нем – прилавок милого сердцу отдела, где торгуют расфасованным по бутылкам счастьем.

Проснувшись, Мирон сел на кровати и сразу же со стоном повалился обратно. Перед глазами мельтешили черные точки на фоне медленно плывущих кругов отвратительного грязно-зеленого цвета, голова гудела, сердце бухало в груди, выстукивая на ксилофоне ребер кантату о предынфарктном состоянии, а во рту все пересохло и воняло жуткой тухлятиной.

Мирон немного полежал, собираясь с силами и вяло ворочая сонные похмельные мысли. Нажрался... Ну, правильно, ну, конечно. У нас, у русских, всегда так. Нормально, по-человечески, жить мы не можем. Нам либо Богу молиться, да так, чтоб лоб расшибить, либо водку жрать до полного беспамятства, если отыщется человек и объяснит нам, дуракам, что Бога никакого нету. И-эх!.. Ну и ладно. Что у нас сегодня, вторник? Точно, вторник. Черт, планерку проспал. Попрут, как пить дать попрут. Я бы сам такого работника попер взашей, и рука бы не дрогнула. Ладно, ладно, это мы еще посмотрим, кто работник, а кто так, дерьмо на палочке...

Он попытался привести мысли в порядок и составить хоть какой-нибудь план своих дальнейших действий. В редакцию тащиться было уже незачем, нечего ему там делать, да еще в таком вот условно живом состоянии. Только неприятности лишние наживать да давать пищу для сплетен... Расследование его вроде зашло в тупик – по крайней мере, на время. Или не зашло? Кассеты... Кассеты он зачем-то запрятал в камеру хранения на Белорусском. Зря запрятал, надо бы их оттуда достать и просмотреть еще разок. Пьяный ведь смотрел, разочарованием своим упивался, а заодно и водочкой. Мог и проглядеть что-то важное... Что-то ведь, кажется, было! А, вот что: кассеты выглядели явно подредактированными, причем сделано это было наспех. Кто-то просто вырезал из них целые куски, притом куски самые интересные. Зачем бы это? Надо полагать, талантливый оператор, он же редактор, был членом Клуба и безжалостно удалял из отснятых фильмов все эпизоды со своим участием. Скромный такой парень, без личных амбиций... Ба! А вот это уже действительно интересно. Адреналин-то заснят в полный рост – и речи его завиральные, и то, как дерется...