Второе восстание Спартака - Вышенков Евгений

– И чего? – Затем, театрально раскинув руки, повернулся влево, повернулся вправо. – И вы поверили этому фраерку, этому зассыхе? Да он за своего дружка держаться будет, как телок за вымя, петь будет, как в опере!

– Харэ вопить, Мойка, – Володя Ростовский хлопнул ладонями по коленям и начал медленно подниматься со своего места. – От вертухайских воплей ухи болят, а тут еще ты...

Володя Ростовский был небольшого роста, ниже того же Мойки почти на голову. Но это еще вопрос, кто на кого сверху вниз смотрел...

– Значит, так, паря, – сказал он, подойдя вплотную к Спартаку и заглянув в глаза. Как орудия навел на прямую наводку. – Лишнего говорить тебе не надо, ты в наших делах грамотный. Мы вот тебя внимательно послушали, много чего занятного ты нам поведал, в общем, хочется тебе поверить. Так что ты уж будь добр, за слова свои распишись. Понял, о чем я?

– Слово дать, что ли? – спросил Спартак.

– Его, его, – кивнул Володя Ростовский. – Только, сам знаешь, слово слову рознь. Это тебе не честное пионерское и не честное, – он хмыкнул, – комсомольское. Сейчас ты еще можешь попятную сыграть, а мы тебя можем еще простить. После того как скажешь нам: «Верьте мне», попятный уже не прокатит. И ежели потом окажется, что ты нас, как говорят хохлы, пидманул, тебя везде найдут, куда б ни заныкался. Это от легавых ты можешь еще где-то укрыться, но не от нас...

Володя Ростовский говорил тихо и спокойно – почему-то Спартак представил себе мастера из ФЗУ (в спецовке, карандаш в нагрудном кармане, металлические очочки на носу), объясняющего очередным ученикам, как правильно точить заготовку и какие на этом пути ожидают сложности. Правда, от неторопливого плетения словес этого «мастера» отчего-то становилось очень и очень не по себе. И взглядом Володя Ростовский жег, что автогеном.

– И когда тебя найдут, то резать станут неторопливо и вдумчиво, чтобы ты осознал, сколь неправильно поступил. Людей здесь много, о толковище нашем все вскоре узнают. Узнают про то, кто и что тут говорил. Поэтому усвой: ежели ты нам соврал, то правда рано или поздно выплывет наружу. А срока давности у нас нет. Искать будут, пока не найдут. И десять лет, и тридцать, сколько получится...

Надо отдать должное Володе Ростовскому: запугивать он умел, качественно запугивал. Ведь это только дешевые бакланы, герои зассанных подворотен, полагают, что чем громче орешь и чем больше слюны брызжет изо рта, тем страшнее. На самом деле все как раз наоборот... Да вот только Спартак уже принял решение. А переигрывать, метаться он не привык. Или, вернее, отвык. Отвык давно и навсегда.

– Все, как я сказал, так и есть, – произнес Спартак, глядя Володе в глаза. – Верьте мне.

– Видишь, как оборачивается? Ну и чего теперь скажешь? – Володя Ростовский повернулся к Мойке. – С кем нам еще говорить?

– И это правило?! – вдруг в полный голос взревел Мойка. – Это толковище?!

«Чего ж это он так орет, – подумал Спартак. – Будто корабельный ревун. Вопли на улице слышны».

– Я так и знал! – надрывался Мойка. – Так и знал! Всем вам, падлам, на закон положить! С-суки подлые!!!

Его последний, особенно громкий выкрик совпал с иным, не менее громким звуком.

Удар сотряс дальнюю, где были навалены поддоны, стену сарая. Головы всех блатных и Спартака рефлекторно повернулись туда. А там сквозь пролом стремительно вкатывались в сарай густые клубы морозного пара. Из-за них трудно было что-либо толком разглядеть – ну конечно же, вывалилась часть стены, никак не могло быть по-другому... Ага, вот в белесых клубах замельтешили темные силуэты... Застучали по поддонам каблуки сапог...

«Заранее подпилено было, только так», – пронеслось в голове Спартака.

Мойка проворно наклонился, выдернул из-за голенища заточку, метнулся к Володе Ростовскому, с разгону попытался вогнать заточенный металл тому в бок... Но и Володя не в парках культуры и отдыха по жизни прохлаждался. Звериным чутьем поняв опасность со спины, он прыгнул вперед, на кучу угля, молниеносно перевернулся и принял налетающего Мойку на выставленную ногу. Миг – и они сцепились. Один пытался добраться заточкой до горла, другой – выкрутить руку с заточкой.

– Суки лезут! Подляна! Измена! – сарай сотрясали крики. – Режь их, воры!!!

И завертелось.

Помещение наполнилось мечущимися, сталкивающимися тенями. Наполнилось топотом, шорохом угля, треском отдираемых от поддонов досок, резкими выдохами: «Х-ха!» «Н-на!» «Эп-па!», матом и воплями.