Второе восстание Спартака - Вышенков Евгений

Спартак ревниво покосился на однополчанина, с которым сошелся только во время этой львовской командировки. И в самом деле: кривоногий, низенький, с вывернутыми ступнями – однако ж у прекрасного пола пользующийся неизменным успехом, что есть подтвержденный и доказанный факт, Жорка считал себя в вопросах сближения с девчонками непревзойденным асом и утверждал, что в его арсенале имеется сто один верный метод знакомства с очаровательными созданиями. Сто не сто, но барышни так и вились вокруг него, так и вились. Парадокс! Среди сего джентльменского набора были методы весьма, так сказать, неординарные. Например, по уверениям Жорки, все женщины весьма чувствительны в вопросах, связанных с судьбой, предсказаниями, вообще со всем туманным и таинственным. Поэтому, если увидишь симпатичную девушку, а поблизости будет находиться уличный шарманщик, то подойди к ней и попроси купить для вас билетик, сопровождая просьбу, допустим, так: «Я по глазам вижу, что у вас рука счастливая». Попугай вытащит билет, а ты вручаешь девушке деньги, чтобы она купила билет для себя. Оба разворачиваете билетики и читаете. Все предсказания на свернутых трубкой листах настолько расплывчатые, что истолковать их можно как угодно. Вот и толкуешь девушкам примерно так: «Видите, сама судьба указывает, что мы предназначены друг для друга».

Короче, сегодня был их, Спартака и Жорки, последний день во Львове и первый – совершенно свободный. Свободный вплоть до завтрашних шестнадцати ноль-ноль. А в восемнадцать ноль-ноль – поезд до Ленинграда, а оттуда – на попутке в полк... И все, командировке конец.

Между прочим, вот вам еще одно преимущество лейтенантской молодости. Кого первым делом отправляют в командировки? Молодых и неженатых, конечно. Так, глядишь, везде и побываешь, куда раньше только собирался. Весь Союз можно посмотреть. Здорово!

Набродившись по Львову, они присели за столик уличного кафе. Заведение располагалось на краю какой-то старинной площади, точно напротив старинной часовни, и они с Жоркой от нечего делать (то есть когда в обозримой близости не проплывает легкой походкой стройненькая чаровница) разглядывали рельефы на ее стенах – святые, библейские сцены, львиные морды, горгульи. «А из круглого чердачного окна, обрамленного каменным венком, пулеметным огнем можно накрыть всю площадь», – отчего-то пришло на ум Спартаку.

Хотелось дернуть холодного пивка – вон как соблазнительно тянут за соседним столиком. Но на улице этим заниматься не стоило, патрулей по Львову разгуливает превеликое множество, у них сегодня уже трижды проверяли документы, кои, разумеется, находятся в полнейшем порядке. Посему они тихо-мирно потягивали газировку с сиропом.

– Симпатичный городишко, – сказал Жорка Игошев.

Спартак авторитетно кивнул и напомнил, закинув руки за голову:

– Ну и что там у тебя с аэроклубом?

– А, ну да, – спохватился Жорка. – Короче, однажды просят меня залить масло в ероплан под названием «Р-5». А я что? Не впервой. Беру ведро, беру воронку с капота ероплана, подкатываю бочку. Заливаю. Докладываю: мол, все в ажуре, не извольте беспокоиться. Молодец, говорят. А наутро... Прихожу в ангар, а там техник стоит, воронку мою, черную изнутри почему-то, нюхает и очень нехорошо глаза выпучивает. Ты, говорит, паршивец, что залил? Как что, говорю, масло, как приказывали! А он: ты, сволочь вредительская, откуда масло брал? И прямо-таки закипает, как чайник. Что значит – откуда, говорю, вон из той бочки. И очухиваюсь уже на полу ангара, в затылке трещит, круги перед глазами... Это он меня, оказывается, по черепу треснул в сердцах... Потому что я, оказывается, отработку залил.

Спартак усмехнулся. Ну да, залить отработанное масло в мотор – это сильно.

Жорка на его усмешку посмотрел косо – мол, не фиг ржать, ничего смешного я не говорю... а потом и сам растянул губы в ухмылке.

– Да и это еще не все, – продолжал он. – Очухался я, а вокруг уже инженер, механик, еще какие-то люди... Спрашивают хором: и куда ж, мил-человек, ты масло залил-то? Сюда вот, честно отвечаю, в желтую трубку. А мне опять – бац! – по затылку. Потому что желтый – это цвет бензосистемы.

Спартак уже откровенно хохотнул. За соседними столиками стали на них оглядываться.

– Ну и что?

– Ну и ничего. Мотор теперь дней пять перебирать придется. И ведут меня чуть ли не под конвоем к начальнику аэроклуба... А начальником у нас, надо сказать, был некто Кучин Илья Михайлович. А я, когда только в этот аэроклуб пришел, отыскал его брошюрку в библиотеке – что-то там про особенности парашютных прыжков в условиях ограниченной видимости. Прочитал – думаю, познакомлюсь с ним лично, так и блесну интеллектом. Но, вишь ты, до сих пор познакомиться не удавалось: где я – а где он... И надо же, приводят меня к нему под белы ручки: вот, дескать, вредитель и аглицкий шпион, машины портит только так, гаденыш, ставленник мирового империализьма. Кучин начинает наливаться багрянцем, а я ему так несмело: «А ведь мы знакомы, Илья Михалыч...» Он оторопевает: как так? А вот так, говорю, книгу вашу читал-перечитывал-зачитывался, очен-но мудрый и полезный для Советской страны труд получился. И вижу, товарищ Кучин прям расцветает. Тает прям на глазах и плывет. А ну-ка, говорит, расскажи мне про особенности парашютирования ночью, да в тумане, да с предельно низких высот. И я ему по полной, как по писаному: глава третья, раздел четвертый: то-то, так-то и эдак-то. И смотрю на него с обожанием. Прогнал, значит, он конвоиров моих, за стол усадил, расспрашивать начал. Хочешь, говорит, летчиком быть? Я ему: больше жизни хочу. А что, и вправду хотел... Ладно, грит, пособлю. И тут же при мне звонит в Ейск, в Школу морских летчиков: есть, мол, для тебя, Петр Семеныч, кандидатура весьма подходящая, слово красного командира, не подведет... Во. Так я, собственно, и попал в летуны...