Двойной удар Слепого - Воронин Андрей

Мерцалов сбросил лыжи, воткнул их, чтобы не потерять, под толстым стволом ели, туда же пристроил и палки.

Окна номера Батулина, расположенного на первом этаже, тоже сияли электрическим огнем, но Валентин скандинавом не был, поэтому сдвинул планки жалюзи.

То и дело его силуэт возникал в окне, ложась тенью на закрытые планки, а затем расплывался, исчезал.

«Он один», – отметил Мерцалов и, вынув из рюкзака стилет, спрятал его в рукаве.

Сквозь дверное стекло он убедился, что коридор пуст. Нажал плечом па дверь. Та, чуть зашуршав, отворилась, и тут же Мерцалов закрыл ее за собой. Это произошло так быстро, что в коридор почти не успел попасть холодный воздух. Олег, ступая на цыпочках, подобрался к двери Батулина и негромко постучал костяшками пальцев.

Послышались быстрые шаги, дверь широко распахнулась. На пороге стоял Валентин Батулин, широко и радушно улыбаясь. И сразу же крайнее недоумение возникло на его лице: перед собой вместо назначившей встречу Шарлотты он увидел одетого в зимнюю куртку, в теплые кожаные перчатки недавнего знакомого из соседнего номера. Хотя Валентин точно знал – об этом сказала администратор – Слипин уехал на своей машине.

– Что-нибудь… – начал обескураженный Батулин.

– Пустите!

Мерцалов резко шагнул вперед, толкнув грудью Батулина, и захлопнул за собой дверь.

– Какого черта! – уже злость и ненависть прозвучали в голосе Валентина.

Он лихорадочно шарил глазами, что бы такое можно было схватить в руку, если придется защищаться.

– Да вы никак боитесь меня? – Мерцалов расплылся в улыбке – добродушной и приветливой, способной развеять любые опасения.

– Я не понимаю…

– Поймешь.

Валентин лишь успел увидеть сверкнувшее жало стилета, когда Мерцалов перехватывал оружие, вынутое из рукава. Его левая рука сдавила Батулину горло так, что он даже не мог захрипеть, а правая изо всей силы вонзила стилет ему в пах. Сперва Батулин даже не ощутил боли, просто леденящий ужас пронизал все его тело. Он ожидал чего угодно – выстрела в сердце, в голову, но не удара стилетом в пах. Это было пострашнее, чем мгновенная смерть.

А Мерцалов, оказавшийся намного сильнее Батулина, выволок его из прихожей в комнату, повалил на пол возле кровати и, придавив ему руки коленями, прошептал:

– Ты помнишь пятнадцатое февраля?

Его голос не был зловещим, он произнес эти слова, словно поздравлял Валентина с большим праздником.

Батулин же, услышав про пятнадцатое февраля, вдруг обмяк, будто уже умер, его глаза помутнели; так ведет себя котенок, которого держат над водой, собираясь топить, – он предчувствует гибель, но не сопротивляется.

Мерцалов протянул руку назад и с поворотом выдернул стилет из тела поверженного противника. А потом медленно, продолжая сжимать ему горло, чтобы Батулин не мог издать ни звука, вколол стилет ему в грудь, точно в сердце. Он наслаждался тем, как потрескивают ткани, расступающиеся под острием, и наконец ощутил толчки сердца, соприкоснувшегося со сталью.

– Все, – пробормотал Мерцалов, загоняя стилет в грудь Батулина по самую рукоятку.

А затем, испытывая приятную слабость и блаженное облегчение, словно после близости с женщиной, он поднялся, оглядел свою одежду: ни пятнышка крови, хотя на ковре уже образовалась порядочная лужа.

Мерцалов взглянул на часы: без четверти двенадцать.

«Самое время».

Он осторожно, не снимая перчаток, затолкал труп Батулина вместе с ковром под кровать. Побрызгал в воздухе туалетной водой, найденной на полке в ванной комнате, чтобы перебить запах крови. Затем быстро разделся, сняв даже белье, и набросил махровый халат владельца, оставленный в ванной. Погасил свет и сел на край кровати. В темноте лишь светились цифры на экранчике будильника, который, скорее всего, Батулин привез с собой, потому что в номере у Мерцалова такого не было.

«Вот же черт, – подумал Мерцалов, – почему я жду, что на часах загорится двенадцать ноль-ноль? Ведь двенадцать ночи – это четыре нуля».

Когда вместо последнего нуля загорелась единица, в дверь осторожно постучали.

– Войдите, – по-английски спокойно произнес Мерцалов и шагнул навстречу гостье, наверняка зная, что после ярко освещенного коридора она не сможет рассмотреть его в темном номере.

– У вас темно…

– А насчет освещения мы не договаривались.

Мерцалов закрыл дверь.

Гостья стояла в растерянности. От нее пахло легкими, ненавязчивыми духами. Мерцалов подошел к ней сзади, нежно обнял за плечи.