Тень прошлого - Воронин Андрей

– Ну брось, малышка, – ласково сказал Илларион машине. – Обещаю, что мы больше не будем штурмовать генеральские дачи.

Самое смешное заключалось в том, что он сам в это не верил.

Глава 14

Директор частного охранного агентства Андрей Игоревич Званцев сосредоточенно грыз ногти.

Эта нехорошая привычка, в общем-то несвойственная его утонченной натуре, появилась у него довольно давно – еще в те, успевшие подернуться тонким флером забвения времена, когда он со скандалом ушел из армии.

Тогда он сильно нервничал, давал себе глупые клятвы и вообще был дураком – правда, не таким все-таки, как Забродов. Вскоре после его увольнения оказалось, что этот бешеный идеалист действовал Званцеву во благо: на гражданке тоже можно было жить, и жить весьма непыльно. Так что его невроз очень быстро прошел, равно как и сопровождавшая его привычка обгрызать ногти до самого мяса.

Теперь привычка вернулась – вдруг, скачком, без предупреждения. Дураком Званцев перестал быть давно и потому немедленно распознал забытый, казалось бы, симптом и верно угадал его причину.

Причин было несколько.

С некоторых пор все вдруг пошло кувырком, запутавшись в какой-то непонятный ком, который катился не туда, куда направлял его Званцев, а куда заблагорассудится, наматывая на себя все новые нелепости. Званцеву было не впервой преступать закон. Уголовный кодекс был просто одним из препятствий на пути к успеху, дырявым забором, через и сквозь который лазили все, кому не лень. Как поется в популярной у народа песенке: созрели вишни в саду у дяди Вани. А дядя Ваня с тетей Груней нынче в бане… И кто посмел бы бросить в него за это камень?

Если вы тратите годы на то, чтобы натаскать породистого пса, целенаправленно делаете из него зверя наподобие собаки Баскервилей, а потом вдруг выгоняете его на улицу, – как вы думаете, что он станет делать? Может быть, пойдет на помойку – рыться в отбросах и харчиться объедками? Конечно, мечтать не вредно.

Но теперь все шло не так. Начиналось все вроде бы за здравие: Лопатин был у них, можно сказать, в кармане, и Агапов, казалось, был доволен, только очень торопил.

Наверное, из-за этой чертовой спешки все и пошло наперекосяк. Теперь не Званцев выбирал жертвы, они сами выскакивали на него, как кабаны из кустов, и ему приходилось стрелять навскидку, надеясь, что рука не подведет. Пока что рука не подводила, но он был профессионалом и понимал, что вечно так продолжаться не может.

Когда разработанный тобой план рушится и ты начинаешь драться вслепую – жди беды.

Собственно, все было не так уж плохо: никакого Апокалипсиса пока не наблюдалось, а его подчиненные были уверены, что все на мази, но он уже угадал надлом безошибочным чутьем профессионала и теперь с бессильной яростью наблюдал, как надлом этот растет, превращаясь в трещину, в пропасть, в какой-то чертов Гранд Каньон, куда грозило вот-вот рухнуть все его годами возводившееся благополучие.

Сначала карты спутал этот идиот Балашихин, совершенно потерявший над собой контроль, стоило запахнуть шальными деньгами. Потом влезла эта бабища, жена Лопатина, со своей жадностью. Кстати, подумал Званцев, я ведь еще не решил, что делать с этим придурком Васильком…

Вообще, подумал он, это был не самый лучший ход – все эти кассеты и фальшивые деньги. Слишком поспешный, слишком лежащий на поверхности, слишком грубый… Следовало, конечно, работать тоньше – это было бы гораздо дольше, но зато наверняка. Но Агапов! Агапов торопил, Агапов требовал, Агапов, черт возьми, орал, брызгая слюной, как будто это он, Званцев, был виноват в том, что у уважаемого всеми без пяти минут депутата рыльце в пушку. Нужен был ему этот Иргер… Компромат собирал? Да леший с ним, кто в наше время не собирает компромат? У меня его, между прочим, на дорогого Григория Егоровича столько же, сколько было у Иргера, если не больше, и что теперь? Ну убрали Иргера. Санек, сволочь безрукая, подумал Званцев. Ведь просил же: аккуратно… Вся беда в том, что работать приходится с любителями. Самому повсюду не успеть, да и положение не то.

А любители вечно все портят, как бы ни старались. Отсюда – Лопатин и все прочее: убийство Балашихина, убийство этой рыжей шлюхи, а теперь вот, на десерт так сказать, похищение этого лопатинского ублюдка. Что с ним делать-то теперь?

Хуже всего было то, что где-то там, на заднем плане, все время путался Забродов. Он не мешал, нет, и вряд ли теперь сможет помешать: Санек с ребятами на этот раз вроде бы сработали как надо, но его присутствие нервировало Званцева, заставляя грызть ногти. То, что Забродова нейтрализовали, списав на него Балашихина, это было, конечно, хорошо.., пожалуй, слишком хорошо, чтобы Званцев мог в это безоговорочно поверить. Именно поэтому он до сих пор не снял пост прослушивания забродовского телефона. Гуня до сих пор сидел в фургоне, вонял носками, курил «Беломор» и слушал. Полчаса назад он позвонил в офис и доложил, что Забродов не подает признаков жизни: его телефон молчит с тех пор, как он, Гуня, разговаривал с Забродовым, выдавая себя за Балашихина. Это было очень хорошо, но, в сущности, ничего не доказывало, и Званцев велел Гуне сидеть на месте до особого распоряжения и нести службу: на улицу не выходить, водки не пить, баб не трахать и вообще не пускать в фургон посторонних, а просто сидеть на месте и слушать.