Город сожженных кораблей - Михайлова Евгения

– Ты считаешь, меня кто-то пасет?

– Я это не исключаю. И если мы сами начнем в чем-то разбираться, бороться, то выходит… выходит, что ты в опасности. Есть методики, которые позволяют полностью восстановить твою картину той ночи. Пока мы имеем только эти улики, найденные следствием, в каждой из которых кто-то профессионально должен разбираться отдельно. Но от следствия трудно этого ожидать. Ничего плохого не хочу сказать, мне нравится Кольцов, но у них поток. Если мы допустим самодеятельность, то случайно можем что-то узнать, восстановить, но это слишком большой риск.

– Сами мы и не справимся. Я уже голову сломал: кому могло понадобиться именно меня подставлять. Я вообще ни при чем в ее жизни. Мама, мне плохо на душе. Мне кажется временами, что я настолько никому не нужен, что на самом деле убил девушку, считая ее Элизой. Может, тот, кто видел, как я это сделал, просто издевается?

– Артем, если бы это все происходило не с тобой, ты сумел бы выстроить строгую теорию. А так ты постоянно противоречишь самому себе. Короче, больше нельзя оставаться пассивными. Но и нарываться на возможных преступников нельзя. Я звоню насчет продажи рояля и Кольцову насчет адвоката.

– Мам, он же сказал, что это дешевый адвокат. Оставь рояль пока в покое. Мне его как-то жалко стало.

– Элиза на нем играла, тебя слушала… Ох. Как же тебя угораздило?!

– Да уж! Мама, но ты согласна, что я никому не нужен и никому не мешал?

– Конечно, не согласна. Ты нужен нам, друзьям, девушкам, в каком-то отношении даже Элизе, потому что ты хороший, красивый мальчик. Но в том смысле, чтобы тебя так подставлять, убирать с пути, конечно, – нет. Не могу себе представить такого человека. Но дело ведь в другом. Раз есть убийство – должен быть убийца. Знаешь, после этого звонка мне кажется, что тебя просто назначили на эту роль. Ты подошел. Так настоящего убийцу никогда не найдут, если мы сдадимся. Так я звоню Кольцову?

– Звони. – Артем вдруг улыбнулся. – Чего не узнаешь о родной матери?! Тебе, оказывается, нравятся такие ковбои. Он как из киношки. Папа у нас совсем другой. Нормальный такой, домашний папа.

– Слава богу, – выдохнула Ирина. – Ты приходишь в себя. С тех пор как случилось это несчастье, я поняла, каким счастьем был твой ежедневный и безмятежный треп. Полежи еще, поспи. Я позвоню, приготовлю завтрак. Я даже на рынок ездила за продуктами.

– А почему ты не на работе?

– Отпуск взяла за свой счет.

– Из-за меня???

– Да нет. Ты же никому не нужен, – Ирина поцеловала сына и ушла. Артем вдруг облегченно вздохнул и зарылся с головой под одеяло. Он, конечно, не трус и мужчина уже взрослый, но с мамой в беде гораздо легче. Тем более с такой. Она – хороший ученый, так все говорят. В ее теориях каши, как у него, быть не может. И чутье у нее есть. Если Кольцов хочет впарить им «подсадную утку» в качестве адвоката, мама поймет. Тем более речь шла о женщине. А понять женщину может только женщина.

Сергей Кольцов вскочил утром, как всегда в последнее время, в тоске и недосыпе, с жалостью посмотрел на сладко сопящего у его кровати белого ретривера Мая, который является откровенной совой и не любит, когда его будят, – и вдруг вспомнил: сегодня пятница, а он по пятницам работает дома за компьютером, со своими информаторами, в общем, как хочет. И у этого бывает результат, потому что в отделе все же не работа, а бег белки в колесе. Поскольку он все вспомнил, то аккуратно залез обратно под одеяло и сказал Маю, открывшему сонные глаза: «Спи». Что тот мгновенно и сделал. А Сергей, перед тем как уплыть в блаженный утренний сон (только человек, работающий по ночам, понимает, какое это счастье), задумался о том, является ли издевательством над белкой это колесо. Она ведь думает, что куда-то прибежит. У нее есть цель. Сергей любил и жалел животных, поэтому выбрал щадящий ответ. Колесо для белки – тренажерный зал, и она об этом знает.

Теплый сон принял его как родного. Может, он даже немного поспал, но звонок телефона был беспощадным. Звонили долго, настойчиво. Понятно, что по делу. Счастливое утро пропало.

– Кольцов слушает, – постарался сказать он четко и бодро.

– Доброе утро. Это звонит Ирина Васильева. Мне кажется, я вас разбудила. Может, мне позвонить позже?

– Здравствуйте. Да нет. Разбудили так разбудили. У меня домашний день. В смысле – работаю дома. Так что кто-то должен был меня разбудить, раз мой пес любит спать до полудня, Я вас слушаю.

– Понимаете, Сергей Александрович, и у меня, и у сына есть ощущение, что его кто-то подставляет.

– Давно у вас появилось такое ощущение?

– Я понимаю ваш вопрос. Мы были так ошеломлены тем, что произошло, – нас просто поставили перед фактом, – что мы как факт это и приняли. Практически согласились с тем, что Тема совершил преступление и забыл об этом. Сейчас, когда мы немного пришли в себя, подумали, мы синхронно пришли к выводу, что тут не все однозначно. Я – биолог, физиолог, я пытаюсь проанализировать ситуацию в том виде, в каком мы ее получили от вас, и прихожу к выводу, что этого не могло быть. Так это не могло быть.

– Не обижайтесь, но я не встречал ни одной матери, которая сразу бы нам поверила… Впрочем, я готов, конечно, выслушать ваш анализ… Но, может, не сейчас? Не по телефону?

– Деталей и обстоятельств так много, я не собиралась все это рассказывать сейчас. Мы вообще решили с сыном сами восстановить ту ночь. Но сегодня мне показалось, что, если сын начнет искать правду, он может пострадать. Его могут даже убить.

– Что-то произошло?

– Ничего страшного в принципе. Но… В общем, Артему на его телефон позвонили с мелодией «К Элизе». Номер был скрытый. Молчали, потом – отбой. Никто из его друзей и подруг не пользуется этой мелодией.

– А Элиза?

– Она вообще ему звонила пару раз. Это у него один и тот же телефон не помню, сколько лет. А она за это время сменила множество аппаратов, номеров, наверное, мелодий. И потом он для нее – никто, чтобы так себя повести. Она родителям не звонит. С какой стати ему… Их ничего не связывает.

– Кроме его любви, как он, вы и все остальные свидетели об этом говорят.

– У него это практически виртуальное чувство, не имеющее никакого отношения к действительности. У нее своя жизнь, очень насыщенная. Я считаю, что это нереально. Реально другое. Тот или те, кто подставил его на роль убийцы, продолжают следить за ним, стараются держать в постоянном стрессе и… Мы не справимся. Вот о чем я. Вы говорили о приличном адвокате, я хотела бы встретиться.

– Говорил, – задумчиво произнес Сергей. – А сейчас засомневался. Я вообще свою жену рекламировал. Она по первому образованию физик, потом закончила юрфак, но опыта мало. То есть она давно и здорово помогала мне там, где нужна интуиция. Но в процессах участвовала всего пару раз. Неплохо. Но дела были не настолько сложные. Кроме того, вам требуется, чтобы адвокат вас направил в собственном расследовании. Думаю, для нее это слишком запутанное дело.

– А на самом деле: вы не боитесь потерять единственного подозреваемого?

– Он уже не единственный. Просто пока нет по другому ничего. Я как раз и собирался этим заниматься. Давайте так, Ирина. Я скажу Насте, своей жене, об этом деле. А дальше будет так. Если ей покажется, что Артем убил Валерию Никитину, она наверняка откажется. Она не считает себя настолько профессионалом. Профессионал защищает в любом случае. Тогда вам нужен кто-то покруче.

– Но я могу с ней встретиться?

– Конечно. Она сейчас повезла сына в школу. Вернется – я ей скажу. Она вам позвонит. Насчет вашего ощущения опасности. Это серьезно. Чуть что – звоните. История с этим звонком странная. Она ему не приснилась?

– В том-то и дело, что это выглядит как его маниакальность. В чем, возможно, и смысл. Но я слышала!

– Хорошо. До созвона.

Сергей положил телефон, сбросил одеяло, сел на кровати и потрепал пушистую голову Мая. Тот преданно и радостно уставился карим взглядом.

– Ты понимаешь, – объяснил ему Сергей, – Настя хочет серьезное дело. Я взял и брякнул им, как-то не очень подумал. Но она же так увлекается. Втянется, и наша с тобой жизнь станет адом. Оно нам надо?

Май улыбался и даже прерывисто вздохнул от восторга. Он очень любил, когда с ним советовались по всем вопросам.

Галина сидела на стуле рядом с кроватью Виталия, держала его забинтованную руку, с ужасом смотрела на синевато-белое лицо, черные тени под глазами. Они были закрыты, но ресницы вздрагивали. Галине сказали, что он пережил ночью клиническую смерть! Она гладила его ладонь, его пальцы слабо шевелились в ответ. Почему он не открывает глаза? Он так слаб. Нужно как-то начинать его вытаскивать. Она принесла бульон и гранатовый сок, купила поильник в аптеке. Осталось уговорить. И что-то сказать – легкое, будничное, домашнее. Спокойным и даже веселым голосом. Разве у нее нет причин если не для веселья, то хотя бы для хорошего настроения? Ее муж выжил! Дальше многое зависит от нее, может быть, все. Ее радость – это неслучившееся великое горе.