Во мраке сверкающих звезд - Михайлова Евгения

– Это может пройти совсем?

– Чтобы ответить на этот вопрос, нужна хотя бы неделя. Вижу, что вы снимали вчера. Нужно понаблюдать динамику. В любом случае, разумеется, есть способы. Что-то еще?

– Да. Что у нее с психикой? Страх, депрессия, стресс? Или это какое-то заболевание? Понимаю, так трудно определить, но я имею в виду, что, скажем, шизофреник может попасть в беду по своей вине. Или не по своей, но тут ничего не поделаешь, так?

– В смысле излечения? Сейчас я никаких диагнозов ставить не могу, конечно. Но теоретически вы правы. Хроническое психическое заболевание можно только корректировать, реабилитировать на время… Иногда добиваться достаточной стабильности. Вадим Александрович, что конкретно вас занимает: будет ли девушка красивой без этих изъянов или является ли она психически здоровой? Немножко разные вещи.

– Понимаю. Но я хочу, чтобы вы как комплексный специалист объединили эти вещи в единое целое. В девушку, как вы верно выразились, без изъянов, в том числе и психиатрических. То есть в такую перспективу.

– То есть вы мне заказываете совершенную девушку? – Максим откинулся на спинку кресла и рассмеялся. – Вы внешне и в контакте не совсем обычный бизнесмен, я даже забыл эти ваши заказы: сделай, как я хочу.

– «Наши» – это… Ладно. Вы меня не поняли. Мне нужен только прогноз.

– А потом? – с любопытством спросил Максим. – Допустим, я говорю: лицо мы приводим в порядок, но она недостаточно адекватна. Тогда ее туда, где подобрали?

– Мне говорили, что вы большой оригинал. И мне вы, кажется, диагноз уже поставили, чтобы времени не терять, раз уж основного объекта здесь нет. Спасибо. Но не стоит труда. Обо мне речь вообще не идет. Светлана, так зовут девушку, умный и самостоятельный человек. Решения принимает сама. Просто она у меня в доме, на глазах. А я не привык оставаться в полном неведении и абсолютном бездействии.

– Конечно-конечно, – торопливо проговорил Максим. Он уже, наверное, в пятый раз прокручивал ролик, останавливал отдельные планы. – Она затравлена, запугана… Взгляд, поведение… Как будто жизнь закончилась. Перенесла что-то страшное. Точнее, еще не перенесла. Несет в себе. Полагаю, вы и без меня понимаете, что речь в том числе о сексуальном насилии. В такой садистской форме.

– Да, это понять нетрудно. Внесите, пожалуйста, эту консультацию в свой счет. Наше сотрудничество, надеюсь, будет продолжено.

– Девушка у вас под чьим-то присмотром?

– Абсолютно свободна. Свободна уехать куда хочет. Я просто предоставил кров.

– Психологически вы поступили верно. Дали ей возможность выбора, которого на самом деле, наверное, нет. Полагаю, она слишком истощена и нервозна, чтобы выйти за пределы вашего дома. Это именно то, что ей требуется. Особенно если с психикой действительно не все в порядке. Может попасть в очередную неприятность. Если это естественный стресс после пережитого, лучшее средство – эффект убежища. От всего и всех. Вы не сказали ей, что лучше пока побыть у вас, а не уезжать?

– Я смогу ее найти, если она уедет, – спокойно сказал Вадим. – Я даже берусь уговорить ее встретиться с вами. Позвоню завтра-послезавтра.

– Хорошо. – Максим снял очки и встал. – Видео перебросьте, пожалуйста, мне на почту. Я люблю думать один, дома. Вот визитка.

– Подумайте, – кивнул Вадим. – И это тоже включите в счет.

Следователь позвонил Игорю, когда они с Кариной завтракали. Попросил подъехать в клинику, где лежит Арсений Савельев, для очной ставки.

– Очная ставка? – хмыкнул Игорь. – То есть вам нужна какая-то движуха по расследованию, а других подозреваемых, кроме меня, у вас нет. И вам неохота искать их или вы не умеете – я правильно рассуждаю?

– Вы хамите, – сухо сказал следователь. – Да, мы пока не нашли преступника, но вы в статусе свидетеля, как вам прекрасно известно. И ваша обязанность – нам помогать. Возможно, вы вместе с Савельевым сумеете воссоздать картину, какие-то детали.

– Какую картину и какие детали?! Я нашел его с пробитой головой и без сознания. Или вы думаете, пока вы ехали, мы с ним мило беседовали о том, что да как?

– Я имею право вас доставить принудительно, в интересах следствия. Но я объясню, может, поймете. Потерпевший пришел в себя, к нему вернулась память, он может как-то отреагировать на ваше появление…

– Опа! И вы на основании его открывшихся наконец глаз предъявляете мне обвинение. Здорово было бы, да?

– Спокойно! Вы живете в одном районе, у вас множество общих знакомых. Савельев, увидев вас, может что-то вспомнить. Короче, постарайтесь успеть через час, вас встретят и проводят в палату. До встречи.

Игорь бросил на стол телефон и затравленно посмотрел на Карину.

– Ты поняла, кто это и по какому поводу?

– Более того, я все слышала. У тебя сильный динамик.

– И что?

– Надо ехать. Какие варианты? Я плохо во всем этом разбираюсь, но какая-то логика в этом мероприятии есть. Вдруг он действительно что-то вспомнит, увидев знакомого человека, который его спас, по сути?

– Логика? Ему мозги перемешали, в сознание только привели, и тут вводят меня под конвоем. Где логика?

– В первый раз вижу, чтобы ты так нервничал. И все-таки скажу. Раз уж так все сложилось, вас должны свести, чтобы попытаться что-то узнать. Не вижу здесь подвоха. Ладно, мы ни о чем говорим. Поехали, я отвезу тебя и подожду.

…Через час они въехали в пустой двор мрачной больницы, Игорь вышел из машины и направился к нужному корпусу. Карина видела, что у входа его встретили два человека и пошли с двух сторон – в самом деле как конвой. Она тяжело вздохнула. Ну действительно, зачем так тупо! Он сейчас войдет туда как арестованный…

Игорь вылетел из корпуса через сорок минут, плюхнулся в пассажирское кресло рядом с Кариной.

– Поехали отсюда на… хутор бабочек ловить! Я их всех видеть больше не могу! Его тоже.

Они довольно долго ехали молча, прежде чем Карина спросила:

– Арсений говорит?

– Если это так называется. Мычит и булькает. Все было проще пареной репы. Увидев, он меня точно узнал. Остальное каждый может трактовать как хочет. Узнал как спасителя или как нападавшего. Или просто как соседа. После того как они порылись в его башке, он сильно одичал. Глаза на лоб полезли. И забормотал про Светку. Следователь пришел в казенный экстаз: «Это ваша невеста, которая пропала? Вы хотите сказать, что она была знакома с этим человеком?» Арс кивает, пускает пузыри. Он и был дурак, а теперь… Мы со Светкой учились в одной школе!

– Арсений и тебя подозревает в причастности к ее исчезновению?

– Кто его сейчас способен понять? Главное, что они это его бормотание записывали в протокол. Какие-то отдельные слова, которые потом можно связать как угодно.

– Тебе показали этот протокол?

– Нет, у меня не было повода сказать ни слова, поскольку не с кем там беседовать. Но они так не думали, мне кажется. У них процесс пошел. А поскольку я в диалоге не участвовал, то мне, видимо, и не положено подписывать.

– Как он выглядит?

– Как черт. Голова забинтована, глаза безумные, передних зубов нет совсем!

– Да??? Но это же…

– Что тебя так обрадовало? Ему не идет.

– Игорь, это говорит о том, что его сначала били по лицу, выбили зубы, а потом ударили по голове. Он видел нападавшего или нападавших!

– Вообще-то да. И что это мне дает?

– Они, конечно, поспешили с очной ставкой, или как это называется. Но со временем память может полностью восстановиться и он просто все расскажет. Хорошо уже, что он жив.

– Ты знаешь, я как-то теперь не уверен, что для нас с отцом это хорошо, – мрачно сказал Игорь. – Ты что, забыла, что он при виде меня почему-то сразу про Светку что-то пытался сказать? А у отца к Светке что-то было на самом деле, это темная история. Я толком не в курсе.

– Прекрати. Поехали ко мне? Зайдем в магазин. Хочешь мороженого?

– Поехали. Ты заметила, что говоришь со мной как с недоразвитым ребенком? «Хочешь мороженого? Хочешь, мы шарик надуем и лопнем?» Не оправдывайся. Тяжелое наследие учительского прошлого – это не фунт изюма. Я хочу мороженого, арбуз и тебя. И, пожалуй, в обратном порядке. Ты не откажешь недорослю? Мне полезна радость.

Карина молча посмотрела в его как будто добрые, как будто искренние, как будто преданные глаза и подумала, что будет его мучительно, любовно жалеть, даже если окажется, что он искусно лжет. Даже если он виноват во многом или во всем…

Утром Карина проснулась первой. Было довольно рано, солнце светило ярко, но свой летний пыл явно убавило. Скоро осень. А это в Москве такая длинная и нудная история, с грязью, дождем, приступами тоски… Неизвестно, что с ними будет через пару месяцев, вспомнит ли он ее на следующем витке своей крутой тропы, а вот она по этому утру тосковать точно будет. Себя она знает. Карина повернулась к нему, убедилась в том, что он крепко спит, обнаженный, горячий, просто какой-то нереальный. Прижалась губами к его плечу, вдохнула его запах. Возможно, все решает именно запах. По крайней мере для нее. Романов после развода у нее было немного, и всякий раз была проблема – привыкнуть к чужому запаху, принять какие-то чужие привычки. Эта проблема решалась вдруг и очень просто. А зачем привыкать и принимать? Я свободна. И вот случилось. Не просто не нужно привыкать – ей кажется, она узнает этого мужчину по родному запаху, из предыдущей жизни. И она не свободна больше. И сдается, что никогда ни его привычки, ни его поступки, ни преступление или то, что, по ее представлениям, таковым является, не сможет ее отбросить от этого тела, этой кудрявой головы, тени спящих ресниц, доверчивости полных приоткрытых губ. Оттолкнуть, отбросить ее сможет лишь он сам. Вот какая беда. Карина откинулась на спину, закрыла глаза, не уснула, но и не бодрствовала: увидела живой клип по Маркесу. И по себе. Вокруг – стеной дождь, который идет сорок лет, а она неподвижно лежит на этой кровати, с седыми волосами, и шевельнуться не может из-за плотной, тяжелой сырости и сплошной паутины. Карина с усилием открыла глаза, прогнала страшный сон наяву, задрожала вдруг от утренней прохлады. На полу у кровати лежали ее халат и его майка. Карина села и надела майку. Сразу стало тепло и спокойно. Ее согрел его запах. Родное тепло.