Папина дочка - Кларк Мэри Хиггинс

— Элли, я буду держать за тобой это место, пока могу.

— То есть?

— Возможно, я сам здесь проработаю недолго. Мне сделали пару интересных предложений, и сейчас я в раздумьях.

Я была в шоке.

— Но «Ньюз» — твое детище.

— Мы стали слишком крупным изданием — с нами сложно конкурировать. Ходят разговоры, что скоро нас продадут за большие деньги. В этом заинтересованы хозяева. Нынешнему поколению нет никакого дела до печати, им важна только прибыль.

— И куда ты хочешь податься?

— Похоже, меня хотят пригласить в «Лос-Анджелес Таймс». Второй вариант — Хьюстон.

— И что тебе больше нравится?

— Если мне поднесут предложение на блюдечке с голубой каемочкой, я его приму. Какой смысл терять время и гоняться за журавлями в небе? — Пит не стал дожидаться моей реакции и продолжил. — Элли, я тоже провел собственное небольшое расследование по этому делу. Вестерфилды неплохо продумали стратегию защиты. Их впечатляющая команда адвокатов сделает все, чтобы урвать денег. У них есть этот Небелз, и хотя он еще тот проходимец, многие поверят в его историю. Делай что знаешь, но, прошу тебя, пообещай себе: если Вестерфилд добьется суда и его оправдают, ты бросишь эту затею. — Он посмотрел мне в глаза. — Элли, я знаю, о чем ты сейчас думаешь. «Ни за что». Но, постарайся понять — неважно, насколько хорошие книги напишите ты и Берн. Кто-то до самой могилы так и будет уверен, что на Вестерфилда повесили это дело, а кто-то будет всегда считать его виновным.

Пит просто хотел дать мне добрый совет, но в тот вечер, когда я упаковывала вещи, которые понадобятся мне во время длительного пребывания в Олдхэме, я кое-что поняла. Даже Пит считает, что, виновный или нет, Роб Вестерфилд уже отбыл свой срок, каждый все равно останется при своем мнении, а мне пора завязывать с этим расследованием.

Нет ничего плохого в праведном гневе. Если он не застилает тебе глаза слишком долго.

Я вернулась в Олдхэм, а на следующей неделе состоялось слушание о досрочном освобождении Роба Вестерфилда. Как я и ожидала, решение вынесли в его пользу. Было объявлено, что Роб выходит 31 октября.

Хэллоуин, подумала я. Прямо в точку. Ночь, в которую демоны блуждают по земле.

16

Я открыла дверь магазинчика под звон привязанного над входом колокольчика. Пол Штройбел стоял за прилавком. В моих смутных воспоминаниях образ Пола связан со старой заправочной станцией, на которой он работал много лет назад. Юноша заправлял бензобак нашей машины, натирал до блеска лобовое стекло, и мама всегда повторяла: «Какой Пол хороший мальчик». Но после того как на него пало подозрение в убийстве Андреа, мама больше так не говорила.

Думаю, внешность Пола я частично, если не целиком, помнила по фотографиям из газетных вырезок, хранившихся у матери. Газеты тогда во всех подробностях описывали убийство Андреа и суд. Ничто так не привлекает читательскую аудиторию, как красивый парень из богатой и влиятельной семьи, обвиняемый в убийстве симпатичной девушки-подростка.

Ясное дело, текст статей сопровождали фотографии: вот тело Андреа вытаскивают из гаража-"убежища". Вот ее гроб несут из церкви. Вот моя мать в отчаянии заламывает руки, ее лицо искажено горем. Отец с выражением безысходности и боли на лице. Вот я сама, маленькая и потерянная. Пол Штройбел, весь на нервах и в смятении. Роб Вестерфилд, как всегда, красивый, самоуверенный и ироничный. Уилл Небелз, с неуместной заискивающей улыбкой.

У фотографов, так обожающих запечатлевать человеческие эмоции, явно выдался удачный день.

Мама никогда не рассказывала мне о своей коллекции газетных вырезок и копии протокола суда. Как я была поражена, когда, уже после ее смерти, оказалось, что громоздкий чемодан, сопровождавший нас во всех переездах, — настоящий ящик Пандоры, полный боли и горя. Наверное, когда мама выпивала и погружалась в пучину тягостных воспоминаний, она открывала этот чемодан и заново обрекала себя на муки личного распятия.

Я предполагала, что Пол и миссис Штройбел уже слышали, что я в городе, но, когда Пол поднял глаза и увидел меня, на его лице промелькнуло удивление, быстро сменившееся настороженностью.

Я вдыхала потрясающий букет ароматов окорока, бекона и специй — традиционные запахи немецкой кухни. Мы с Полом стояли и разглядывали друг друга.

Флегматичная внешность Пола больше подходила взрослому мужчине, чем подростку с газетных фотографий. Лицо утратило детскую пухлость, а в глазах уже не было того смятения и неуверенности, что двадцать три года назад.