Папина дочка - Кларк Мэри Хиггинс

И это журналистка? Я стукнула по кнопке на телевизионном пульте и пошла к кухонному столу, на котором меня ждал ноутбук. Я вышла в сеть на свой сайт и принялась писать:

«Роб Вестерфилд, признанный виновным в убийстве пятнадцатилетней Андреа Кавано, только что вышел на свободу, где его уже ждут жареное мясо и яблочный пирог. Процесс отбеливания репутации этого убийцы уже начался за счет доброго имени его юной жертвы и Пола Штройбела, тихого, работящего парня, на долю которого и так выпало немало трудностей и который не должен снова страдать».

Неплохо для начала, решила я.

19

Каждый день из исправительного учреждения Синг-Синг выпускают заключенных, закончивших отбывать свой срок или получивших досрочное освобождение. На выходе им выдают джинсы, ботинки, куртку и сорок долларов, и, если их не забирает кто-то из друзей или членов семьи, подвозят до автобусной остановки или вручают билет на поезд.

Железнодорожная станция расположена в кварталах четырех от тюрьмы. Вышедший на свободу доходит до нее пешком и садится на поезд, едущий на север или на юг.

Конечный пункт в южном направлении — Манхэттен. В северном можно доехать до штата Нью-Йорк и Буффало.

Я подумала и решила, что любой заключенный, выпущенный в эти дни из Синг-Синг, наверняка знает что-то о Робе Вестерфилде. Поэтому с утра пораньше я оделась потеплее, припарковалась у железнодорожной станции и зашагала к тюрьме.

У ворот Синг-Синг царит постоянное оживление. Я заглядывала в статистику и знала — здесь содержатся около двадцати трех сотен человек. К сожалению, не только они носят джинсы, ботинки и куртки. Смогу ли я отличить работника тюрьмы, идущего домой после смены, от недавно освобожденного заключенного? Вряд ли.

Предугадав эту проблему, я сделала табличку из картона и встала с ней у ворот. На табличке я написала: «Журналистка ищет любую информацию о только что вышедшем на свободу Робсоне Вестерфилде. Вознаграждение гарантировано». Затем мне пришло в голову, что человеку, выезжающему из тюрьмы на машине или такси, или просто не желающему, чтобы кто-то видел его со мной, будет проще связаться со мной по телефону. Поэтому в последнюю минуту я добавила к надписи большими крупными цифрами номер своего сотового — 918-555-1261.

Стояло холодное ветряное утро. Первое ноября. День Всех Святых. С тех пор как умерла моя мать, я ходила к мессе разве что по большим праздникам, вроде Рождества или Пасхи, когда даже нерадивые католики вроде меня, заслышав колокола, с неохотой плетутся в церковь.

Там я автоматически выполняю ритуал. Послушно опускаюсь на колени и стою среди остальных, но никогда не присоединяюсь к молитвам. Я люблю петь, и иногда, когда голоса прихожан сливаются с хором, у меня в горле сжимается болезненный комок. На Рождество звучат радостные гимны — «Слушайте, как поют ангелы» или «Далеко в яслях». На Пасху — победные песнопения — «Иисус Христос сегодня воскрес». Но мои губы всегда сжаты. Пусть другие славят Господа в экстазе!

Раньше я злилась на Бога. Теперь осталась одна усталость. Так или иначе, ты забрал их всех, Господь. Ну что, теперь ты доволен? Когда по телевизору показывают, как бомбардировки сметают с лица земли тысячи людей, как сотни семей погибают от голода в лагерях для беженцев, я знаю, что, должна радоваться — ведь мне повезло больше, чем им, и у меня есть то, о чем они даже не мечтали. Я понимаю это разумом, но не сердцем. Господи, давай заключим сделку. Оставим друг друга в покое.

Я простояла с табличкой часа два. Большинство входящих и выходящих через ворота провожали ее любопытным взглядом, но лишь пара человек подошли ко мне поговорить. Один из них — большой неуклюжий мужчина лет сорока в кепке с опущенными для тепла ушами — раздраженно бросил:

— Леди, вам что, больше делать нечего, как расследовать дело этого подонка? Время девать некуда?

Из него удалось выудить только то, что он работал в тюрьме. Сообщить мне свое имя он отказался.

Тем не менее я заметила, что некоторые прохожие, в том числе и, судя по виду, персонал, внимательно изучают мою табличку, как будто пытаясь запомнить номер телефона.

В десять часов, продрогнув до костей, я наконец сдалась и побрела обратно на стоянку к железнодорожной станции. Я уже стояла у передней дверцы своего автомобиля, когда ко мне подошел какой-то мужчина — на вид лет тридцати, костлявый, с узкими губами и нездоровым взглядом.