Исповедь на краю - Михайлова Евгения

– Ну, это в том случае, если его похитили не для конкретного заказчика. А если мальчика именно в другом городе и ждут? И именно этого мальчика? Миллион «если». Одному мне его не найти. Надо ребят привлекать.

– Каких ребят?

– Нормальных, профессиональных. Действующих милиционеров, которые в свободное время ищут прибавку к зарплате не на рынках, а готовы помочь такому частному элементу, как я.

– Правда? И что, есть какая-то такса?

– Плюс-минус сто баксов в день. За служебную информацию отдельно.

– Здорово. Молодцы. А я думала, у них там только оборотни в погонах.

– Ну, это дело вкуса. Как везде.

– Слушай, а дело Марины Федоровой не закрыли после признания Степана и его смерти?

– Нет. Ничего там не сложилось. Они ведь звонок в квартиру Федоровых сняли, проверили на отпечатки, следы обуви в квартире проверили. Не складывается. Случайность его гибели тоже сомнения не вызывает. В общем, его можно забирать, хоронить… Наверное, мы должны помочь.

– Что значит – помочь? Надо все сделать. Баба Лида – это беспомощный ребенок. Одна на свете осталась… Да, знаешь, я Масленникову рассказала, что мы этим делом занимаемся. Ничего?

– Конечно, все нормально. И что он сказал?

– Что изучит заключение эксперта, протоколы осмотра, все прочее. Может, у него какое-то соображение возникнет.

– Они у него всегда возникают. Правда, он как-то подустал в последнее время. Следаки говорят: уже не рвется сам все расследовать, доказывать. Больно много дел появилось, к которым его откровенно не подпускают. А для судов он вообще злой гений. Им за оправдание уже все наличными отслюнявили, а тут он со своими доказательствами. Так что ты на него не особенно дави.

– Да я вообще… просто понять хочу логику этого преступления, какой бы сумасшедшей тварью ни был тот, кто его совершил.

Гера Цепко появился в училище лишь во второй половине дня. С утра Раиса возила его в «Останкино» – показывать организаторам фестиваля. Их принимали, как английскую королеву с одним из принцев. До прослушивания дело почему-то не дошло.

– Почему не прослушивали? – довольно переспросила Раиса в машине. – Рано. Пусть подождут. Ты, конечно, парень золотой, с бриллиантами, но им твои таланты до… В смысле им не до твоих талантов и красоты. Они пока варежки открыли в ожидании моих спонсорских денег. Ты не беспокойся. Я всегда знаю, когда клиент созревает и в какой степени.

Гера вошел в аудиторию в новых кроссовках, красивой короткой куртке и дорогих джинсах, сияя ямочками на щеках. Дима, парень, с которым он снимал квартиру, сказал: «Тебе утром мама звонила. Сразу после того, как ты ушел. Просила срочно перезвонить».

Гера, красуясь, вынул из кармана изящный, как игрушка, серебристый мобильный телефон. Небрежно набрал номер.

– Мама! Знаешь, откуда я звоню? Из училища. Из аудитории. По мобильнику… Что? Мама, что? Как? Нет? Папы нет? Да. Я еду.

Гера страшно побледнел, сгорбился, нетвердыми шагами вышел в коридор и прижался лбом к оконному стеклу. Это невозможно. Как это? Вчера папа был, а сегодня уже нет? И ничего нельзя изменить? Какая страшная несправедливость. Он не узнает, что Гера, возможно, поедет в Юрмалу. Зачем что-то делать, если нет того, кто так радовался его успехам. Отец – лучший человек на свете. И какую тяжелую, нищую жизнь он прожил. Какую короткую. Как страшно болит душа. Эта боль не пройдет никогда. Гера закрыл лицо руками и горько, по-детски заплакал. Кто-то коснулся его плеча. Он оглянулся. Перед ним стояла Раиса.

– Что с тобой, мальчик? Что случилось? Я забыла оставить тебе деньги на обед.

– Папа умер, – прорыдал Гера и спрятал лицо в мягкую грудь.

Ира получила в доме ребенка зарплату – тысячу восемьсот рублей. Дошла до ближайшего почтового отделения и перевела матери в Александров 800. Позвонила из автомата Егору.

– Ты никуда не уходишь? Жди. Я зарплату получила.

Она доехала на метро до «Бауманской», зашла в универсам и купила креветок, пива и большой торт «Травиата». Шоколад, толстые слои масляного крема. Ира обожала такую выпечку. Подумала и положила к покупкам две свечи. Что-то очень красивое блеснуло на полке. Тоже свеча, но необычной формы – широкая, полукруглая, дивного красного цвета, усыпана блестками, на сверкающей подставке. Сто пятьдесят рублей. Дорого, конечно. Ира подошла к кассе и взяла полиэтиленовый пакет, вернулась к стеллажу, быстро и аккуратно завернула в пакет свечу, затем сняла с головы красный шарф, сунула в него сверток и положила в карман. Способ проверенный. Так никакая машина код не считает. Просто в кармане торчит шарф. Она расплатилась, переложила покупки в пакет. На улице достала свечу, бережно разместила сверху и побежала к дому Егора. Он сразу открыл дверь и крепко обнял ее в прихожей.

– Подожди, – рассмеялась Ира. – У меня в сумке всякие вкусности. Тащи креветки на кухню, пиво сразу положи в морозилку, а я свечи зажгу.

– У нас что, праздник?

– Конечно. У меня давно праздников не было.

– У меня тоже.

Пока Егор варил креветки, Ира положила на стол чистую скатерть, поставила по свече рядом с каждой тарелкой, а центр стола украсила красным сверкающим чудом.

– Не зажигай верхний свет, – попросила она Егора. – И так хорошо видно.

– Мы с этим красным огнем как на маяке. А вокруг море.

После ужина Ира клубочком свернулась на диване и, не моргая, смотрела на красную подтаявшую свечу. Пахло расплавленным парафином. Егор положил на блюдечко большой кусок торта и поставил перед Ирой. Она лениво протянула:

– Это четвертый. И все равно хочется. Я сладкое могу без конца есть. И никогда не толстею. Даже не поправляюсь.

Она съела торт, облизала пальцы, зажмурилась. Егор положил руку ей на бедро. Ира не шевельнулась. Он притянул ее к себе и стал нетерпеливо расстегивать «молнию» на юбке. Затем стянул колготы. Стал нежно целовать живот, место, где кончалась резинка крошечных трусиков. Она вдруг напряглась. Егор посмотрел ей в лицо в свете свечей и вздрогнул. Ему показалось, что милое лицо искажено гримасой отвращения, злобы. Он отвел ее сопротивляющиеся руки от груди, стал умоляюще гладить: «Что ты? Что?» Затем прильнул к губам. Нежный язык коснулся его зубов, гибкие ноги обхватили бедра, Егор услышал нетерпеливый стон, и ему открылось горячее блаженство. Когда он вытянулся рядом с ней, отдыхая, Ира уткнулась лицом в его плечо и, кажется, задремала. Он приподнялся и близко склонился к ее лицу, чтобы услышать дыхание, так тихо она спала. Лицо было спокойным и нежным. Егор вспомнил странную гримасу. «Это, наверно, из-за свечи показалось».

Дина попросила Николая Ивановича высадить ее за углом дома.

– Конспирация? – улыбнулся он.

– Да так. Развлекаюсь.

Она вышла, помахала ему рукой и не без сожаления проводила взглядом свой серебристый «Мерседес». Был бы толк в этих ее отречениях. Дина ездила к себе в пентхаус на примерку платья, в котором она будет представлять «Черный бриллиант» на выставке авторской коллекции. Драгоценности, которые она наденет, ей пока не привезли. «Ричард сам выберет», – сказал стилист.

Дома было хорошо. Анна Ивановна, домоправительница, поддерживала идеальный порядок. Розы в оранжерее были ухоженными. В комнатах чувствовалось тепло каминов. Анна Ивановна очень боялась сырости: «Живем-то под облаками». Дина вошла в спальню, увидела свой любимый пушистый халат персикового цвета и задохнулась от желания остаться здесь. Послать шофера за Топиком, закрыть дверь на все сверхнадежные запоры, сесть у огня с чашкой настоящего капучино и забыть… Главное – забыть все ужасы с убитыми, украденными детьми, тайны странных, закрытых людей, жестокую жизнь, в которой все сводится к потерям. Было время, когда Дина думала, что ей больше нечего терять. Все потеряно. И вдруг чужие беды бесцеремонно приблизились к ней, нагло все перевернули. Вызвали боль и желание победить невидимых пока врагов, не знающих о ее существовании. Боль и страшную жалость. Маленький Ванечка, несчастная Марина, ее сестренка Женечка, которая, возможно, тоже в опасности. И, конечно, Валентина Петровна, Вера, Олег, баба Лида. Дина вытерла слезы. Надо возвращаться.

Дом на проспекте Вернадского, как всегда по вечерам, был окружен темнотой. Странное дело: фонари вроде бы горят, но ничего не освещают. Подморозило. Дина несколько раз поскользнулась, но устояла на ногах. Обошла крупную фигуру и услышала за спиной характерный звук падения и ругательство, отчетливо произнесенное красивым баритоном.

– Вам помочь? – обернулась Дина.

– Попробуйте, – разрешил мужчина. Дина наклонилась и почувствовала, что от него пахнет спиртным.

– Держитесь за меня.

– С удовольствием, – пробормотал тот и, коснувшись ее руки, неожиданно легко поднялся.

В это время в окне первого этажа зажегся свет, мужчина заглянул Дине в лицо:

– О! У нас появилась красавица. Я польщен и обрадован. Здесь и сейчас никто, кроме меня, не проводит вас до нашей скорбной обители. Судя по внимательному и в то же время доброжелательному взгляду, вы уже поняли, что я ваш сосед по месту жительства, а по призванию и образу жизни – алкоголик. Алкаш, как выразилась бы менее утонченная дама, чем вы. На всякий случай меня зовут Валентином. Я имею в виду крайний случай. Скажем, на дворе вьюга, зима, волки, а из двуногих существ в наличии есть только я. Все бывает, дорогая. Вот и подъезд. Значит, кто-то из нас кого-то привел. А это почти подвиг любви.