Исповедь на краю - Михайлова Евгения

Ира метнулась к Дине, легко бросила ее на кровать и сжала шею.

– Кому еще ты рассказала это? – Колено Иры больно давило живот.

– Никому, – прошептала Дина. – Отпусти, что ты делаешь? Сюда сейчас войдут.

– Не войдут. Пока ты, сучонка, не скажешь, почему шпионила. А можешь и не говорить. Все равно тебе не жить больше. Говоришь, Олега видела? Понравилось зрелище? Ты еще лучше будешь.

Дине не хватало воздуха, страшно болело горло, она попробовала отодрать руки Иры от шеи, но они показались ей железными. Господи! Глупость наказуема. Ясно же было: это маньячка! Убийца. Ей безразлично, что будет потом. У нее глаза сияют безумным торжеством!

– Ты не знаешь, – прохрипела Дина из последних сил почти беззвучно. – Твоя мать повесилась.

– Что ты сказала? – Руки Иры ослабили хватку. – Ты знаешь мою мать? Кто она? Говори!

– Вера Козлова из Александрова. Она повесилась… Но ее спасли.

В дверь постучали.

– Подождите, – спокойным голосом произнесла Ира. – Мы разговариваем. Нам заявление в милицию написать надо.

В дверь продолжали стучать.

– Ира, открой сейчас же! – требовал голос Валентины Петровны.

– Я пока не могу. Чуть попозже.

Она дернула Дину к себе и, схватив ее за волосы, туго накрутила их на руку:

– Попробуй только крикнуть. Сразу убью. Говори, что ты знаешь про мою мать.

– Я знаю, что Вера Козлова приезжала в Москву двадцать шестого октября, потом вернулась в Александров, повесилась, но ее успели снять и отвезли в больницу…

В это время дверь с шумом распахнулась, стремительно влетевший Сергей заломил Ире руку. За ним вошел Павел Иванович. Валентина Петровна потрясенно замерла на пороге.

– Ирина Олеговна Козлова, вы задержаны по заявлению Олега Федорова, которому вы признались в убийстве его дочери Марины. Вы также подозреваетесь в похищении детей с целью продажи.

Дина с трудом поднялась и достала из кармана куртки маленький диктофон.

– Вот, Павел Иванович. Она призналась в том, что изувечила Олега. Что она Сандра.

Комната поплыла у Дины перед глазами. Очнулась она на улице, когда Сергей укладывал ее на заднее сиденье своей машины.

– Только не в больницу, Сереженька. Давай домой, к Топику, он один.

– Раньше надо было думать о Топике! – взорвался Сергей. – Дуреха набитая, недодушенная. Кто тебе разрешил общаться с этим монстром? Ладно, только не вздумай реветь. Едем к твоему Топику. Если понадобится, я врача туда привезу.

Ребенок, найденный Алесандром Сергеевичем в сугробе, оказался трехмесячной девочкой. Поймав случайную машину, хирург пообещал водителю любые деньги, если тот быстро домчит их в его клинику. Он всегда держал там небольшую сумму в сейфе. В клинике, ничего толком не объяснив, он собрал на консилиум всех специалистов. Пульс у девочки еле прощупывался, сердцебиение было очень слабым, ножки и ручки отморожены. Но она была в сознании и молча таращила синие глазки. Когда врачи пришли к выводу, что жизни девочки ничего не угрожает, Александр Сергеевич позвонил жене.

– Лидочка, я на работе. Потом все объясню. Приезжай поскорее. Ну, пожалуйста, соберись. Это важно.

Лида обнаружила мужа в отдельной палате, где он сидел у кроватки спящего грудного ребенка. Он повернулся, и Лида поразилась тому, какое у него взволнованное, растроганное лицо.

– Ты представляешь, это девочка. Я нашел ее в лесу, в сугробе. Она пролежала не меньше четырех часов. Но она жива. Даже воспаления легких нет. Ее покормили смесью, и девочка спит. Слышишь, как посапывает?

– Но чья она? Где ее родители?

– Милиция проверяет, есть ли заявления о пропаже подобного ребенка, – погрустнел он. – Но мне сказали: вполне может быть, что от девочки избавились. Так бывает.

– Ну и что?

– Лида, это знак. Чудо! Я ушел сегодня, чтобы… Чтобы все закончилось. И вдруг дитя! Диво! Я думаю, кто-то послал нам спасение. Посмотри, какая она красивая. Она похожа на тебя.

– Я не такая красивая, – улыбнулась Лида, несмотря на то, что подбородок у нее дрожал. – Я все поняла утром. Твои ключи в прихожей… Ты считаешь, у нас может что-то измениться? Мы сможем вырастить ребенка? Но если найдется мать…

– А мы все равно будем где-то рядом. Понимаешь, трехмесячные дети не ходят погулять по лесу. Их или бросают, или забывают, или дают возможность украсть их негодяям.

– Ну, ты уже все решил, ты отказал матери в понимании. Что ж ты с ней сделаешь, если она найдется? Пойми: мы этому ребенку – никто.

– Я все понимаю. Просто не хочу никому ее отдавать. Лида, я такое испытал, когда она шевелилась и кряхтела у меня на руках. Я загадал: удастся ее спасти, мы будем еще счастливы.

– Давай ждать, – придвинула к себе стул Лида.

Они ждали несколько дней. Лида уезжала на ночь домой, а Александр Сергеевич оставался в клинике. А потом ему позвонили и сказали, что о пропаже грудного младенца в последние три месяца никто не заявлял. Лида пришла в себя первой, уверенно подошла к кроватке, умело взяла на руки ребенка и прижала к себе движением собственницы.

– Как ее назовем? – спросила она у мужа.

– Алиса, – не задумываясь, ответил тот.

– Конечно, – засмеялась Лида впервые за последние годы.

Утром Павел Иванович дал Сергею и Дине почитать протокол допроса Козловой. Факт убийства она отрицала. Рассказала многое. В основном страшные, циничные вещи. Участие в похищениях детей признала после того, как ее опознала Ольга из детской поликлиники, доверившая ей ребенка. Увидев фотографию Андрея Ильича, Ирина показала, что действовала по сговору с ним. Якобы он с ней и расплачивался. Назвала адрес дома в Мамонтовке и сообщила, что передавала детей немой старухе Антонине, которая смотрела за ними.

– Отвечает она, как нормальная. Подтверждает лишь то, что следствию уже известно. Никаких других имен, адресов, сведений не назвала, – отметил Сергей.

– Да, крепкий орешек. И все-таки мне кажется, что, когда Ирина хохочет и закатывает истерики, она не косит.

– А когда она впадает в истерику? – поинтересовалась Дина.

– Когда разговор касается Олега Федорова и его семьи.

– Да, это, конечно, больное, – заметил Сергей. – А почему она сказала Олегу, что убила Марину?

– Говорит, хотела сделать ему больно.

– А чтоб было еще больнее, стала молотить по нему каблуком. Логично. Может, она кого-то наняла?

– Может, но не говорит об этом.

– Но она признала, что была тем утром в квартире?

– Сказала, что могла быть. Зашла, мол, на всякий случай. Вдруг Олег дома.

– Нет! – воскликнула Дина. – Это неправда. Она знала его расписание. А на звонке на двери обнаружили ее отпечатки, вообще есть ее следы в квартире Федоровых?

– Жду заключения экспертизы. У них не только отпечатки пальцев, но и следы обуви, не принадлежащие никому из семьи, какой-то ворс прилип к шее убитой девочки, есть волос, по длине – женский. Поедем сегодня переворачивать обе берлоги этой Сандры, чтоб ей пусто было.

– Дина… – Глаза Сергея были почти круглыми от переживаний и чувства вины. – Ложись в постель. Я тебе лекарство дам. На тебя смотреть страшно.

– Умереть можно от твоей деликатности. – Дина с тоской посмотрела в зеркало в прихожей. Лицо бледно-голубое, под глазами фиолетовые тени, на шее жуткие синяки. – Думаешь, мне не страшно смотреть на себя? На эти останки? Я жертва собственной неспособности найти общий язык с простой маньячкой!

Дина без толку походила по квартире. Поймав тревожный взгляд Топика, смущенно закутала изуродованную шею пуховым платком. Затем накапала в рюмку корвалол, глотнула две таблетки успокоительного и легла на диван с мокрой тряпкой на лбу.

– Ой, даже не знаю, почему мне так тошно. Одно дело – строить предположения вдали от потенциальных преступников. И совсем другое – получить подтверждение им при прямом, тесном контакте. Дело даже не в том, что у этой девки железные руки. Понимаешь, я чувствую себя обожженной. В ней горит адский огонь.

– Ты еще не начала ее жалеть? – ехидно спросил Сергей.

– Да ты что! Убийцу ребенка! Ты мне только скажи: я зря рисковала, записывая разговор с Сандрой на диктофон? Вы уже все узнали от Олега?

– Такие вещи лишними не бывают, – авторитетно заверил Сергей. – От того, что она говорила Олегу, эта Сандра Коза с легкостью может отказаться. А из записи диктофона совершенно понятно: она сама признается, что изувечила Олега. Она отреагировала на фотографию, не отрицала, что с помощью грима играла роль другого человека. Кстати, идея со снимком просто гениальная.

– Спасибо. Кстати, ты не написал в протоколе допроса, куда она эту фотографию повесила? На почтовый ящик Олега?

– Ну конечно. Если б узнала, что Степан ее снял, ему бы не поздоровилось.

– Сережа! Ему и так не поздоровилось!

– Да. Ну, что ты так остро на все реагируешь?

– Я ужасно на все реагирую… А если бы она и мне сказала, что убила Марину, это что-нибудь дало?