Страшнее пистолета - Ольховская Анна

— Пластиковые? — усмехнулся Кирилл.

— Ну да. Они очень похожи друг на друга, как клоны. Куклы Барби клоны, у моей сестры куча этих Барби, так тетки точь‑в‑точь такие же. Волосы до попы, ковыль‑ковыль на шпильках, а на лыжи становились, только чтобы костюм показать. И лица такие же неподвижные, как у Барби, пластиковые. Папка смеялся, что это они из‑за боты… болта…

— Ботокса.

— О, точно. Что они из‑за этого ботокса рот открыть не могут, а чтобы поесть, губы руками открывают. Но как только появлялся дядя Миша, тетки и без рук справлялись, улыбались изо всех сил, все зубы показывали. Мне они на акул похожими казались, а дядя Миша с ними тусовался. Не, Куршавель — отстой. Мне больше нравится ездить в наше шале в Швейцарии. Но это зимой, летом мы с мамой обычно проводим на вилле в Ницце. Мама и сейчас там с Алинкой, сестрой моей, а я едва упросил папу отправить меня в манга‑лагерь. Там суперски, только охраны очень много.

— Папиной?

— Нет, там не разрешают брать своих телохранителей, сказали, что обеспечат самую лучшую охрану. А если каждый из нас притащит свою, которая будет за нами по пятам таскаться, то никакого погружения в аниме не получится. Папка, конечно, тыщу раз перепроверил их систему охраны и остался доволен. Да и другие отцы тоже, лагерь ведь закрытый, не для всех, путевки туда ого‑го сколько стоят.

— Ну и куда смотрела эта хваленая охрана сегодня?

— Они не виноваты, это я сам, — парнишка покраснел и отвернулся. — Она обещала показать мне озеро, где живет Сето‑сан.

— Кто?!

— Это русалка из аниме.

— А кто такая она?

— Девочка. — Красный цвет перешел в пунцовый. — Дочка нашей поварихи, из местных. Она приходила к маме и подружилась со мной.

— Сама подружилась?

— Ага, — огорченно шмыгнул носом Игорь. — Я на нее сразу внимание обратил, да и все наши пацаны тоже. Она такая красивая! И старше меня на целых три года! Я бы никогда в жизни к ней сам не подошел. А Марина вдруг взяла и меня выбрала, пацаны обзавидовались. Мы больше недели вместе тусовались, а потом Маринка мне рассказала, что видела в их озере русалку. И по описаниям очень похожа на Сето‑сан! Если бы мне удалось ее сфотографировать, все бы крейзанулись! Но охрана никого с территории не выпускала, а все машины обыскивала. Ограда там метра три, еще и сенсорами движения оснащена, фиг проскочишь!

— Ну и как же ты проскочил, герой?

— Маринка придумала, как мне выйти. Последние три дня она приходила вместе с мальчиком, очень похожим на меня, это пацан из их поселка, сын уборщицы из обслуги нашего лагеря. Охранники все, конечно, перепроверили, прежде чем пустить их в первый раз, да и не хотели пускать вообще, детям персонала запрещено подолгу находиться на территории лагеря.

— А как же твою Маринку пускали?

— Я ж говорю, красивая очень, и мама у нее тоже очень красивая, дружит с охраной, — Кирилл понимающе усмехнулся, радуясь, что под шапкой не видно его гримас, — вот они и сделали исключение. И для пацанчика того тоже. Он ходил не каждый день, а так, пару раз заглянул, чтобы привыкли. А сегодня утром, как только они пришли, мы с Гришкой поменялись одеждой, я натянул вот эти джинсы и майку, на голову — бейсболку, и нас вообще отличить нельзя было.

— Принц и нищий, блин, — досадливо поморщился Кирилл. — Дуралей ты все‑таки.

— Сам знаю теперь, — в глазах мальчика заплескались слезы. — Но я же думал, что она… Что я ей нравлюсь! А она привела меня не к озеру, а к джипу этих козлов! И… И смеялась надо мной! А потом сказала, что ненавидит таких, как я. Но за что? — Соленые ручейки пролились‑таки из глаз. — Что я ей сделал? Я что, виноват, что мой папка богатый? Я плохой поэтому?

— Нет, не плохой, — Кирилл прижал к себе мальчика и ласково погладил по спутанным волосам. — Просто большие деньги очень часто портят одних и вызывают жгучую зависть у других. Понимаешь, люди видят лишь внешнюю сторону проявления богатства, читают о пьяных выходках золотой молодежи, об их наглом поведении, о вседозволенности, подсчитывают длину яхты и ее стоимость у одного олигарха, обсуждают покупку футбольного клуба другим и знать ничего не хотят о тех, кто спасает жизнь постороннего ребенка, оплачивая дорогостоящую операцию, и не одну. Кто выкупает за рубежом для наших музеев утерянные во время войны ценности. Кто берется восстановить заброшенный спорт, инвестируя туда свои личные деньги. Кто, наконец, просто честно платит налоги, составляющие, между прочим, нехилую сумму, равную годовому бюджету какого‑нибудь африканского государства. Ты постарайся вырасти именно таким, и тогда к тебе, несмотря ни на что, большинство людей будет относиться с уважением. А вот если ты начнешь проматывать папины деньги, рассекая по Москве на «Ламборджини» в окружении пластиковых теток, тогда — да, тогда у тебя вряд ли появятся настоящие друзья и настоящая любовь. И отцу будет очень стыдно за тебя. Ну ладно, что‑то мы с тобой разболтались, пора идти. Там твои родители с ума сходят, а мы тут разговоры разговариваем. Тебя понести или сам пойдешь?

— Дядя Кирилл! — возмутился мальчик. — Я же не младенец какой! Просто тогда я устал, а теперь отдохнул. Идемте.

— Ну идемте. Тимыч, ищи людей, — Кирилл присел перед псом на корточки и всмотрелся в желтовато‑коричневые глаза. — Ищи место, где пахнет так же, как та большая черная бандура там, на болоте. Или деревню, где живут люди.

— А вы что, не знаете этих мест?

— Нет, мы с Тимоном впервые сюда забрели.

— Так идемте туда, где вы живете.

— Туда три дня пути.

— Сколько?!

— Столько. Все, — Кирилл закончил уничтожать следы привала, раскидав шалаш и закопав остатки еды, — в путь. Веди, Тимус.

Алабай повертелся на месте, принюхался, затем побежал было в сторону, откуда они пришли.

— Нет, не туда, ищи других людей.

Пес бухнулся на попу и озадаченно склонил голову набок.

— Понял. Ну что ж, будем идти просто вперед, приблизительно в том направлении, куда, как я помню, вела дорога с болота. И вела она, между прочим, на восток.

— Откуда вы знаете?

— По солнцу. Так что «идем на восток», — пропел он слова песни из «Турецкого гамбита».

Оказалось, что на восток идти труднее всего. Идиллическая пастораль в виде высоченных сосен и ровной земли осталась там, позади. А здесь лес был мрачный, сырой, заваленный рухнувшими от старости деревьями.

Игорь, и без того вымотанный событиями этого долгого дня, выдохся буквально через полчаса движения по сверхпересеченной местности. Он падал все чаще, а поднимался все медленнее, руки и лицо мальчика были расцарапаны в кровь, но он не хныкал и не жаловался, а упорно шагал рядом.

Когда он упал в очередной раз, Кирилл молча подхватил ребенка на руки.

— Нет, не надо, я сам! — вяло затрепыхался мальчик.

— Знаешь, Игорь Владимирович, так мы с тобой далеко не уйдем, — Кирилл усадил его на плечи. — К тому же так ты сможешь мне помочь.

— Как это?

— Я не могу одновременно смотреть вперед, выбирая дорогу, и на дисплей телефона.

— А зачем смотреть на телефон?

— А чтобы не пропустить момент, когда появится связь и можно будет позвонить твоему отцу.

— Так давайте я буду следить!

— Теперь — давайте, теперь ты сможешь.

Движение ускорилось, и довольно значительно, хотя идти с мальчиком на плечах через густой лес было достаточно сложно. А надо было еще и «слушать» пространство в поисках людей.

Но прежде чем появились хоть какие‑то признаки жизни, сверху раздалось ликующее:

— Ур‑р‑ра! Есть!

Кирилл аккуратно ссадил мальчика на землю:

— Ну‑ка, приятель, набери номер отца.

— А вы будете разговаривать или я?

— Давай‑ка лучше я, неизвестно, где и с кем сейчас твой папа, а мне хотелось бы сохранить пока твое освобождение в тайне от всех. Кроме родителей, разумеется.

— Но почему?

— Насколько я понял из слов твоего дяди Олега…

— Он не мой! — топнул ногой парнишка.

— Ладно, ладно, не кипятись. В общем, господин Зотов замутил какую‑то бизнес‑интригу, в которой в качестве главного козыря решил использовать тебя. И твоему отцу очень может пригодиться перехват козыря, чтобы окончательно вывести Зотова из игры.

— Дядя Кирилл, а откуда вы все это знаете?

— Когда‑то я сам был в игре.

— А почему…

— Все расспросы потом. Набирай номер.

Мальчик напикал набор цифр и протянул телефон Кириллу.

Можно было бы сказать, что потянулись длинные гудки, но даже один гудок вытянуться толком не успел, прервавшись низким усталым голосом:

— Да, слушаю.

— Владимир Семенович, я по поводу вашего сына…

— Я же сказал — все сделаю. Бумаги уже подготовлены…