Страшнее пистолета - Ольховская Анна

— Почему мальчик избит? — в монотонном раньше голосе появился металл. Обжигающе холодный, к которому обычно примерзают любознательные исследователи, лизнувшие качельку. И от которого вся троица мгновенно заиндевела. — Шайтаныч, ты же сказал мне, что все в порядке?

— Так все и в порядке. Из лагеря мы его выдернули чистенько, он сам вышел, охрана ничего не заподозрила. А потом нас никто не видел и вычислить не сможет. А уж связать вас с его пропажей — тем более. Наших лиц пацан не знает, мы ему сразу шапку на глаза натянули, он и сейчас в ней, вы же видели.

— Видел, — рептилия в итальянском костюме сузила глаза. — Но и синяки на руках и ногах я видел.

— Так это, — просипела сосулька по имени Витек, — пацан брыкаться начал, орать, визжать, кусался, гаденыш, вот и пришлось его угомонить. Зато теперь лежит тихонько, скулит и не рыпается.

— Угомонить?!

— Да мы легонько, — робко звякнула сосулька Колян. — Пуганули только. Не волнуйтесь, ничего ему не сломали, а синяки заживут.

— А вы хоть немного представляете себе масштаб последствий, если с мальчишкой что‑нибудь случится? — продолжал бряцать металлом ящер. — И уровень связей и возможностей алюминиевого олигарха Тарасова? Если он откажется от сделки с англичанами, а мы не вернем ему сына, я‑то смогу уехать из страны, а вот вас найдут и закопают заживо.

— Олег Василич, — заторопился Шайтаныч, — с ним ничего не случится. Парни немного погорячились сначала, но этого не повторится, я отвечаю.

— Я думаю, тебе стоит остаться с ними для гарантии.

— Да зачем? — залебезил толстячок. — У меня дела в городе, неотложные. По моему плану действий я там должен быть. А обломы справятся, отвечаю, — он повернулся к братьям и совсем другим тоном рявкнул: — Все поняли, дебилы? Пацана не обижать, кормить, поить, в туалет водить. И смотрите, чтобы не сбежал, вокруг болото, попадет в трясину — и кранты нам всем.

— Да ты че, Шайтаныч! — искренне возмутился Колян. — Чтоб мы семилетнего пацана не устерегли? Обижаешь!

— Я вас обижу, если напортачите, — круглая, только что почти добродушная физиономия вдруг словно усохла, превратившись в звериный оскал. И происхождение клички толстячка сразу стало понятным. — Больно обижу. Очень больно. И спрятаться от меня не получится, поняли меня?

Те лишь молча кивнули, не рискуя больше вступать в полемику. Так и в кое‑что другое вступить можно, и хорошо, если в коровью лепешку, а не в наполненную скорпионами яму.

Костюмированная рептилия направилась к «Мерседесу», Шайтаныч посеменил следом. На застывших истуканами парней ни один, ни другой не обернулись.

Боссы разного калибра залезли во внедорожник, через мгновение тот проснулся, разбуженный тычком в замок зажигания, и недовольно заурчал. А потом, мигнув, на прощание «стопами», уехал.

Братья по крови и по разуму отмерли только тогда, когда черная лакированная задница автомобиля, стратегически прикрытая от возможного пенделя запаской, скрылась за поворотом.

— Ох ты, блин! — Витек озадаченно потер ладонью толстый загривок. — Когда мне говорили, что Зотова подчиненные боятся до усрачки, я не верил.

— Пока сам с ним не столкнулся, — согласно кивнул Колян. — По мне, так лучше с Шайтанычем дела иметь. Ну его на…, этого Зотова! Не знал я его раньше, и дальше знать не хочу.

— Эт точно. — Братец закончил чесаться и принялся расстегивать ширинку. — Ты иди к пацану, а мне отлить надо.

— Так и мне после встречи с этим упырем надо, — гоготнул Колян. — Только не здесь, пошли за угол, а то перед входом вонять будет. А потом пойдем к этому маленькому засранцу. Помнишь, как он на нас орал, папой грозился! Эх, моя бы воля, я бы этого щенка подрессировал! Ненавижу богатеньких у…шей, которым все в жизни готовеньким достается, да еще и на золотом подносике!

— Так подрессируем, пока тут сидим, кто нам помешает, — хмыкнул Витек, пристроившись с «болотной» стороны дома.

— Его ж бить нельзя, Зотов небось все синяки пересчитал, за каждый лишний с нас кожу снимать будут по частям.

— А мы по‑другому дрессировать будем, вот этим, — гоготнул мордоворот, стряхивая причиндал.

— Точно, — расплылся в глумливой улыбке его братец. — И следов не останется. А пацан вряд ли кому расскажет, большой уже, понимает, что к чему. Стыдно будет. Ну ты голова, братан!

— А то!

Ублюдки, громко и отнюдь не литературно комментируя предстоящее развлечение, нырнули в глубь бетонной норы.

И в то же мгновение снизу, из убежища алабая, послышался глухой, едва сдерживаемый рык. Похоже, пес с трудом дождался момента, когда можно будет хоть немного выплеснуть переполнявшие его эмоции. Кирилл давно ощущал клокочущий в Тимке гнев на грани ярости и удушливую злобу и, испытывая почти те же чувства, вытаскивал спрятавшиеся в укромных уголках души терпение и выдержку и щедро делился ими с молодым порывистым псом. Больше всего он боялся, что Тимка ослушается приказа и рванет к месту, где концентрация двуногих тварей достигла критического значения.

Но алабай (не без помощи хозяина, разумеется) устоял. Вернее, улежал. И даже не издал ни звука, хотя Кирилл почти физически ощущал, что давление в котле (фабричная маркировка «Тамерлан Хан») вот‑вот сорвет крышку. Или крышу?

Обошлось.

Кирилл осторожно спустился с дерева и обнял пульсировавшего напряжением пса:

— Умница, Тимус. Я бы тоже с удовольствием утопил все это дерьмо в болоте, но, во‑первых, дерьмо не тонет, а во‑вторых, у меня ружье, а не автомат, и уложить гадов кучно все равно не получилось бы. Кто‑нибудь, да уцелел, забился в дот и вызвал по мобиле подмогу. И единственный наш с тобой козырь — фактор неожиданности — бесславно отправился бы на помойку. Так что хвалю, дружище.

Кирилл говорил еще и еще, стараясь, чтобы в голосе преобладали ласковые интонации, но успокоить пса не получалось.

Наверное, потому, что покоя не было в его собственной душе. Планы скотов в отношении несчастного мальчишки не оставляли времени на раздумье. Придется идти напролом.

Нет, не в буквальном смысле ломиться сквозь стену, оставляя зияющий силуэт, как это любят изображать киношники. Хотя было бы неплохо, конечно, обладать такой бронебойной башкой — от нее пули рикошетят.

Так что в данной ситуации напролом означало продвижение вперед без какого‑либо плана. И без разведки. Он ведь даже не знал, как обустроен дот внутри — сразу от входа попадешь в основное помещение или есть хоть какой‑то коридор?

Долгое, вдумчивое прослушивание происходящего внутри могло бы помочь хоть немного разобраться, что к чему. Но предстоящие забавы упырей времени на это не оставили.

Они ни на что не оставили времени, поскольку в следующее мгновение по оголенным нервам Кирилла наотмашь ударила плеть, свитая из ужаса, отвращения и стыда.

— Т‑т‑твари, — процедил он, судорожно сжав приклад ружья. — Тимофей, стоять! Стоять! Не смей входить внутрь без меня!

Алабай, хрипло рычащей тенью метнувшийся к доту, у самого входа все же смог остановиться, но грозно клокотать не перестал.

Наоборот, звук нарастал, пес начал рыть землю лапами, в глазах зажглись кроваво‑красные угольки.

У провала, ведущего в дот, стоял сейчас не дружелюбный мохнач Тимка, там кипел сгустком едва контролируемой ярости зверь, излучающий нешуточную угрозу.

Которую, похоже, почувствовали и находящиеся внутри бетонного убежища поганцы. Но скорее всего, они услышали рык.

Во всяком случае, Кирилл ощутил резкую смену настроения в этой клоаке. Похотливое возбуждение и нетерпение лопнули, как перекачанные воздушные шарики, проколотые иголкой недоумения. А потом приползло опасение с налипшей на него трусостью.

Ментальный «бум!», прозвучавший в момент лопания шариков, спровоцировал усиление агрессии алабая. Любой пес прекрасно чувствует человеческий страх. А если учесть, что это был не любой пес, а пес, которого с щенячьего возраста учили улавливать эмоции хозяина, то и реакция его на трусливую гниль мордоворотов была не совсем адекватна. Кириллу, успевшему добежать до своего питомца, с трудом удавалось сдерживать гору тугих мышц.

— Тихо, Тимка, тихо, — еле слышно прошептал он на ухо псу. — Не стоит туда соваться. У этих скотов оружие, и поверь, оно сейчас направлено в сторону входа. Это и ежу понятно, а уж тебе, гиганту не только тела, но и мысли, должно быть понятно вдвойне. Давай, порычи еще немного, да погромче, посвирепей, а потом, когда дам команду, замолчишь. И мы подождем реакции двух трусливых тварей. Надеюсь, они высунутся, чтобы проверить, что это было. Но в любом случае им пока не до развлечений, и они оставят мальчишку в покое. Рычи, дружище, рычи.