Что моё, то моё - Хольт Анне

Аксель Сайер был именно таким, каким его себе представляла Ингер Йоханне. Плотным и коренастым. На расстоянии сложно было определить, гладко ли он выбрит, но бороды у него точно не было. Она пыталась представить себе, как выглядит пожилой Аксель Сайер через тридцать пять лет после освобождения, ещё в ту ночь, когда читала документы, переданные ей Альвхильд Софиенберг.

Сейчас на нём была старая тёмно-синяя куртка. На ногах тяжёлые сапоги, хотя на улице было больше двадцати градусов тепла. Его волосы поседели и нуждались в стрижке – видно, его не очень заботит, как он выглядит. Даже издалека – машина стояла метрах в ста от дома Акселя – Ингер Йоханне разглядела, что у мужчины крупные, натруженные кисти.

Несколько раз он смотрел в её сторону. Тогда она пыталась как можно глубже вжаться в сиденье. Она не делала ничего противозаконного, но, когда Аксель во второй раз взглянул на машину, почувствовала, что краснеет. Если он запомнит, как она выглядит, будет весьма нелегко вызвать его на откровенность.

Но пока она не собиралась этого делать. Она только хотела посмотреть, как он живёт. А у него, судя по всему, всё в порядке. Дом небольшой и построен давно, но участок стоит немалых денег. Во дворе стоит грузовичок, truck, не такой уж старый. К нему приходил молодой человек, они поболтали о чём-то. Мужчина смеялся и махал рукой, когда уходил. Аксель Сайер спокоен и ни в чём не нуждается – здесь его дом.

Ингер Йоханне проголодалась. В машине стало невыносимо жарко, хотя она и остановилась в тени большого дуба. Она медленно опустила стекло.

– You can't park here, sweety!^[14]

Женщина в огромном розовом ангорском свитере была похожа на большой ком сахарной ваты. Её широкая улыбка терялась на фоне всего этого розового изобилия. Ингер Йоханне, извиняясь, закивала в ответ. Она завела двигатель, надеясь на то, что коробка передач протянет ещё хотя бы сутки, и посмотрела на часы: 23 мая, ровно полдень.

Он заметил, что часы показывают пять пополудни. Кто-то повесил на стену конюшни большие вокзальные часы. Короткая стрелка была сломана, и лишь по направлению оставшегося обломка можно было предположить, что, вероятно, сейчас пять. Ингвар Стюбё чувствовал какое-то беспокойство и ещё раз проверил время по наручным часам.

Мальчик стоял рядом с гнедой лошадью. Сабра качала головой и негромко ржала. Ингвар Стюбё подошёл, подхватил внука на руки и усадил Амунда на спину лошади.

– Ну вот. Попрощайся с Саброй. Нам пора домой, нас ждёт обед. Тебя и меня.

– И Сабру.

– Нет. Сабра живёт здесь, на конюшне. Она ведь не поместится в дедушкиной столовой, верно?

– Пока, Сабра!

Амунд наклонился и уткнулся лицом в гриву.

– Пока!

Волнение не проходило. Оно охватило цепенящим холодом спину и шею Стюбё. Он крепко прижал ребёнка к себе и направился к автомобилю. Пристёгивая внука ремнём безопасности, он ощущал странную неудовлетворённость. Раньше он всегда заранее предчувствовал надвигающиеся неприятности и испытывал даже некоторую гордость, если другие обращали внимание на эту его отличительную особенность. Время от времени по телу прокатывались ледяные волны, заставлявшие его поглядывать на часы. Запоминать время. Когда-то он полагал, что это полезное качество. Теперь же стыдился своего волнения.

– Соберись! – скомандовал он себе сквозь зубы и завёл двигатель.

19

Позднее выяснилось, что никто в автобусе не обратил особого внимания на Сару Бордсен. Был час пик, поэтому люди стояли даже в проходе. Все сиденья были заняты. В автобусе было много детей, и почти все ехали вместе со взрослыми. После того как были опрошены более сорока свидетелей, удалось выяснить лишь, что Сару посадили на автобус 20-го маршрута, отправляющийся в пять минут шестого. По вторникам она всегда в это время стояла на автобусной остановке. Мать провожала её до автобуса, пока коллеги подменяли её на работе. Саре было восемь лет, и она уже больше года ездила одна к своей бабушке, которая жила в районе Тёйен. На всю поездку у неё уходило не больше четверти часа. Судя по описаниям, Сара была послушной и самостоятельной девочкой, и, хотя мать теперь не могла простить себе, что не поехала вместе с ребёнком, вряд ли кто-нибудь упрекнул бы мать-одиночку в том, что она отправила дочь к бабушке без присмотра.

Два факта не вызывали сомнений: Сара села в автобус и до бабушки она так и не доехала. Та ждала её на остановке. Сара хорошо знала, когда нужно выходить, и всегда первая спрыгивала со ступенек в объятия бабушки, как только двери автобуса открывались. Но на этот раз она из автобуса не появилась. Бабушка почувствовала что-то неладное и лично два раза тщательно осмотрела весь салон автобуса, не обращая внимания на явное раздражение водителя. Сары нигде не было.