Что моё, то моё - Хольт Анне

И что-то ещё. Что? Вещь, которая удивила её, но не сохранилась в памяти.

Аксель Сайер шёл быстро. Он вспоминал весенний день 1966 года. Тогда он видел Осло в последний раз. Фьорд был окутан туманом. Он стоял на корме корабля, направлявшегося в США с грузом удобрений на борту. Капитан едва заметно кивал, когда Аксель рассказывал ему всё, что с ним случилось, ничего не замалчивая. Он рассказал про долгое тюремное заключение и про то, что в Норвегии его ничего не держит. Капитан может не беспокоиться: у Акселя есть американское гражданство. Он положил на стол паспорт. Всё, чего ему хочется, это поселиться там, за Атлантикой. Если ему позволят.

Он стал помогать на камбузе. До того как они достигли маяка на шхере Дина, он почистил четыре килограмма картофеля. А потом на мгновение остановился. Он понял, что уезжает навсегда. И заплакал, не понимая из-за чего.

До этого он не проронил ни слезинки…

Он прибежал домой. Задвижка на калитке никак не хотела открываться. Рядом остановился почтальон, высунул голову из автомобиля и засмеялся, указывая на поросёнка. Аксель перепрыгнул через невысокую изгородь и вбежал в дом. Он быстро закрыл за собой дверь и улёгся в кровать. Кошка мяукала и царапала раму, пытаясь открыть окно, но он ничего не хотел слышать.

24

– И на это вы тратите время?

Ингвар Стюбё провёл ладонью по лицу, потёр щетину. На часах было начало третьего, ночь на двадцать четвёртое мая. Перед полицейским управлением Аскера и Бэрума стояли двадцать пять журналистов и почти столько же фотографов. Их удерживали перед кирпичным зданием два стажёра, которым в конце концов пришлось даже вынуть дубинки. Они медленно прохаживались перед входом, мерно постукивая дубинками по ладоням, как смешные полицейские из фильмов Чаплина. Фотографы уже собирались уходить. Некоторые журналисты поглядывали на часы. Ингвар Стюбё узнал парня из «Дагбладет». Тот зевал, подвывая и широко раскрывая рот. Потом крикнул что-то фотографу и направился к припаркованному в неположенном месте «саабу». Сел в машину, но с места не тронулся.

Ингвар Стюбё опустил жалюзи и отвернулся от окна.

– Господи, Германсен, этот бедняга и мухи не обидел.

– А кто говорит, что наш похититель обязательно должен был ранее привлекаться?

Германсен щёлкнул пальцами и выругался.

– Я не это имел в виду.

– А что же в таком случае, хотел бы я знать, ты имел в виду? На месте первого преступления обнаруживают какого-то ненормального, одетого так, словно он собирается на войну, который кончает, простонав имя похищенной девочки! А теперь он не может объяснить, где находился в четверг, четвёртого мая, когда пропала Эмили Сельбю, или в среду десятого мая, когда похитили Кима. Он даже ни черта не помнит о том, что делал сегодня в пять часов вечера!

– Ничего удивительного в этом нет, потому что он не в состоянии объяснить вообще хоть что-то, – спокойно ответил Ингвар Стюбё. – Он просто идиот. В прямом смысле этого слова. Во всяком случае, у него проблемы с психикой. Он до смерти перепуган, Германсен.

Германсен поднёс ко рту грязную кофейную чашку. В комнате чувствовался кислый запах пота, который всегда сопутствует стрессовым ситуациям. Интересно, кто это так разнервничался, подумал Ингвар.

– По профессии он водитель, – пробурчал Германсен. – Так что не может быть полным идиотом. Он курьер. И он привлекался. По меньшей мере…

И он схватил папку, из которой выхватил какую-то бумагу:

– Пять штрафов и два срока за сексуальные преступления.

Ингвар Стюбё не слушал его. Он снова взглянул на журналистов. Теперь их число значительно поубавилось. Он потёр переносицу и попытался подсчитать, сколько сейчас времени на восточном побережье США.

– Эксгибиционизм, – зевнул он, не глядя на Германсена. – Его привлекли за эксгибиционизм. Нет, это не он. Он не тот, кого мы ищем. К сожалению.

– Эксгибиционизм.

Ингвар пытался не давать волю эмоциям. Но это было невозможно. Само слово содержало в себе презрение к тому действию, которое оно описывает, поэтому его можно было только выплюнуть. Человек в камуфляжной форме сник под горой одежды. Он истекал потом. Его плечи были настолько узки, что рукава куртки почти полностью скрывали кисти рук. На шее у него был повязан платок, но он не догадывался вытереть пот с лица.

– Пятьдесят шесть лет, – медленно проговорил Ингвар Стюбё. – Верно?