ДНК неземной любви - Степанова Татьяна Юрьевна

Кто бы подсказал? Может, ее отчим – судья?

Белоусову в судебный департамент позвонил лично начальник ГУВД, а затем через секретаршу опергруппу известили, что Белоусов в свой обеденный перерыв выберет время и подъедет в Мирное.

Старые дачные участки Мирного прятались в лесу. Практически везде деревянные дачи давно заменили кирпичными коттеджами и «замками» под медными крышами за высоченными заборами. Участки были обширными – по полгектара.

– Это вам не нынешние таунхаусы, муравейник, – хмыкнула Лиля Белоручка, когда переехали по мосту узкую речушку и остановились у длинного бетонного забора. У калитки уже ждали участковый Зайцев и пожилой мужчина в комбинезоне цвета хаки. – Потому и очевидцев нападения не выявили. Кричи не кричи, дома далеко друг от друга, не услышат.

Мужчина в хаки оказался комендантом – у него имелись ключи от калитки и от дома.

– И тогда доверяли, и сейчас Глеб Сергеевич доверяет – бывало, позвонят, приедем, мол, на выходные зимой, осенью, я дом открою накануне, отопление включу, водопровод проверю, проветрю все, – комендант вздохнул. – Всей семьей приезжали, Лариска маленькая еще была, прямо куколка, потом барышня... Глеб Сергеевич, хоть и не родной ей отец, а души в ней не чаял. Мать-то, Галина, та была строгая... А в то лето Лариса тут одна на даче жила, видел я ее пару раз – на велосипеде в магазин за хлебом ездила, любила это дело – велосипед-то свой.

– А кто-нибудь к ней приезжал? – спросила Лиля Белоручка.

– Машину несколько раз я тут возле забора видел, темная иномарка, так, обычная – не «Майбах»... Подружка иногда гостила, брюнеточка такая, тоже я их вместе видел.

– Там, на въезде в поселок, пост охраны, – сказала Катя.

– Это потом они уже тут организовали, – басом пояснил участковый Зайцев. – Зараз после убийства. А пять лет назад не было тут никакого поста, дачи свои многие продавали, а другие покупали – люди с деньгами... Там артист вон жил известный, от рака умер зимой, а вон дача солиста Большого театра – балетный, а ближайший дом, где тогда бригада шабашников работала, это Супрунов – клиника у него пластической хирургии.

– Глеб Сергеевич распорядился вам открыть и дом показать, он вроде как и сам приедет, – комендант отпер калитку. – Проходите. Давненько он тут не показывался, с осени... А сама-то хозяйка вообще сколько лет... Говорят, в монахини подалась. Такая женщина... Галина, боярыня – бывало, как на мужа глянет, так у него только кадык вот так на шее заходит.

– А что, они плохо жили? – спросила капитан Белоручка.

– Нет, тихо жили, спокойно. Особо-то я не вникал. Люди они важные, государственные... Кроме как насчет отопления и канализации – починить, мол, нам с ними и общаться-то не приходилось, сами понимаете.

Участок был в запустении – все заросло, деревья давали густую тень, садовый стол и скамейки сгнили, покрылись мхом. Но дом – из красного кирпича, двухэтажный, просторный – все еще казался относительно новым. Пыльные окна, опрокинутый набок глиняный вазон для цветов на крыльце...

Внутри, несмотря на жаркий день, стояла прохлада – просторный холл, кухня, ванная и гостиная на первом этаже, на втором спальни.

Начали осматривать помещение, то и дело сверяясь с материалами уголовного дела, с фотографиями и планом. Лиля Белоручка осмотрела входную дверь.

– Замки капитальные, немецкие, если бы заперлась тогда вечером, осталась бы жива.

– Я вот тоже на даче дверь не запираю целый день, – сказала Катя. – А калитка ведь тогда была на запоре, и в протоколе осмотра отмечено, что взлом отсутствовал. Как же убийца проник на участок?

– Через забор перемахнул, плевое дело, – участковый Зайцев махнул рукой. – Кирпичные столбы с выступами, поставил ногу, подтянулся – и готово.

– Ее комната наверху.

Поднялись наверх. Спальня – явно родителей, с большим шкафом и кроватью, все застелено газетами. Еще одна комната и...

– Как тут пусто, – Катя оглядела стены. – Кровать и ту разобрали, вон матрас у стены... Странно, словно хотели все здесь разрушить. Обычно родители, когда с детьми происходит несчастье, берегут их комнату, весь интерьер в неприкосновенности. А тут все убрано, словно хотели с глаз долой...

– Чтобы не напоминало, тяжело порой смотреть, – Лиля Белоручка подошла к стене, на которой висела полка с книгами. – Медицинские все... Она должна была врачом-эндокринологом стать, я в деле читала. Там показания ее близкой подруги Марины Тумак, я хочу и ее вызвать.

Катя чуть было не спросила: «А зачем? Что все это дает? Эти поездки, эти свидетели – дело пятилетней давности и потерпевшая похоронена. Что это дает для расследования новых убийств?»

– Вон «Мерседес» остановился у калитки, – оповестил участковый Зайцев, – Белоусов с водителем.

Спустились вниз и в холле увидели высокого седовласого мужчину в черном дорогом костюме и модном галстуке. Ему было далеко за пятьдесят, но выглядел он для своего возраста неплохо: мужественные черты лица, волевой подбородок, широкие плечи и крупные сильные руки.

– Мне позвонили из областного Главка. Что, есть какие-то новые обстоятельства по делу об убийстве Лары?

Капитан Белоручка чинно представила всю оперативную группу и тихо, вкрадчиво начала плести, как Лиса Патрикеевна, про то, что «возникла настоятельная необходимость поднять дело из архива и заново осмотреть место происшествия и побеседовать со свидетелями».

– По какому поводу? – спросил Белоусов. – Милиция на кладбище вчера приехала, мне сторож доложил. Я могу знать причину? Пять лет никто ничего не делал, а тут вдруг... Что, вы наконец-то нашли негодяя, который убил мою дочь?

«Вот как ты ему объяснишь, ведь надо же объяснять. Он бывший судья, а теперь чиновник большого ранга. Вот так простыми отговорками, типа Лилькиного трепа, от него не отбояришься...»

– В центре Москвы за последние три дня произошли два убийства, – капитан Белоручка, прямо глядя в глаза судье, начала объяснять с самого главного.

Браво, Лиля! Это и есть «муровский стиль» расследования?

– Я слышал по телевизору, на бульваре, недалеко от ресторана, в котором я часто обедаю. Ну и что? Что, я вас спрашиваю?

– А в каком ресторане вы обедаете? Не в «Беллецце»?

– Там итальянская кухня. Но мы говорим сейчас не о ресторанах, а о смерти моей Лары.

«Нет, все же «все эти разговоры» кое-что дают. – Катя наблюдала за беседой затаив дыхание. – Вот и вышли еще на одну весьма интересную деталь... Судья Белоусов тоже, оказывается, бывает там, на Гоголевском...»

– У нас появились неоспоримые факты о связи всех этих убийств.

– Факты? Какие, могу я узнать?

– Результаты экспертизы.

– Это невозможно... Вы... вы шутите?

Катя почувствовала... что-то изменилось сразу и бесповоротно – вот здесь, в этом пустом доме, в этом холле... Неуловимое и грозное, оно коснулось их всех. Но что это было? Его реакция? Его голос? То, что мелькнуло в глазах и тут же пропало – изумление, отчаяние, страх... Хотелось схватить ЕГО за плечи и повернуть к окну, к свету, чтобы увидеть, что там было – внутри зрачков, на дне, на самом дне.

Лилька сказала ему правду. Часть правды, а он...

– Вы ошибаетесь, это невозможно, – сказал Белоусов.

– Нет, мы не ошибаемся. Почему вы не считаете возможным, что маньяк, убивший вашу падчерицу...

– Она моя дочь.

– Объявился снова? – Лиля Белоручка закончила вопрос.

– Потому что прошло пять лет, потому что... впрочем, наверное, ничего невозможного в этом нет. Простите, я в некоторой растерянности. Пять лет назад, несмотря на все мои усилия, дело приостановили, всякая розыскная работа по нему прекратилась, и вдруг...

– Я понимаю, прошу вас ответить на некоторые наши вопросы. Это ведь вы обнаружили Ларису здесь?

– Мы с женой... у меня вся эта сцена до сих пор перед глазами. Она... девочка в луже крови. Она уже не дышала.

– Вы приехали на дачу вместе с женой из Москвы?

– Да, мы решили... Лара работала над материалом для будущего диплома, тут спокойно и удобно заниматься, она сама этого хотела – пожить здесь, она ведь, в конце концов, была уже взрослая... Но мы с женой... сами понимаете, родители всегда беспокоятся. Обычно мы приезжали в пятницу на выходные, а тут вот решили среди недели, в среду... Жена мне позвонила на мобильный, видно, как чувствовала, я ее захватил, и мы поехали. Мы опоздали.

– Вы приехали на своей служебной машине с водителем?

– А какое это имеет значение? Нет, мы приехали на нашей машине, я был за рулем. Какое это сейчас имеет значение? Почему вы спрашиваете? Это все в деле есть.

– Да, да, конечно, я просто уточнила, простите, Глеб Сергеевич, – Лиля Белоручка излучала сочувствие. – Вы вошли на участок... у вас ведь есть ключи от калитки?

– Да, у нас ключи… и калитка была захлопнута, а дверь дома открыта, я все это рассказывал тогда, давно. И мы вызвали «Скорую» и милицию... С женой сразу стало плохо там, в доме, когда она увидела, когда поняла, что Лара мертва.