Последняя женская глупость - Арсеньева Елена

Вдруг взгляд его упал на длинный фанерный щит. Очевидно, это была афиша какого-то спектакля, с усеченным названием: «…ер ведет следствие».

Н-да…

– Кто же это следствие ведет? – Бергер повернулся к Никите. – Крамер? Бюргер? Крайслер? Клейстер? Бластер? Мистер? Твистер? Или прямо вот так: мистер Твистер?

– Да нет! – Никита слабо усмехнулся. – Не мистер Твистер, а мисс Пайпер! Очень смешной спектакль – «Мисс Пайпер ведет следствие!»

– Да, есть такой спектакль, я его когда-то смотрел, – кивнул Бергер. – Правда смешной. Потом фильм был по той же пьесе – «Ищите женщину», тоже классный. Видели?

– Нет, – напряженно ответил Никита. – Вы поговорить хотели? Вот сюда пройдемте.

Он провел Бергера за перегородку, всю заляпанную засохшей краской. Здесь стоял морально и физически устаревший диванчик с отчетливой яминой посредине и относительно целый стул. Никита предоставил право выбора гостю. Тот выбрал стул, хозяин сел с краю дивана, прилежно сложив руки на коленях. Бергер обратил внимание, что ноги он поставил носками внутрь, как мальчишка. Да это и был мальчишка – перепуганный, загнанный в угол, несчастный. Бергер знал, что Никита Дымов младше его всего лишь на два года, однако ощущал себя рядом с ним, как взрослый рядом с ребенком.

«Да нет в нем ничего такого, чтоб из-за него… из-за него…» – промелькнула мысль, но Бергер отогнал ее.

– Скажите, Никита, когда вы в последний раз видели Римму Тихонову?

Тот сделал нервное глотательное движение, потом потер горло.

– В последний раз? – Голос его был нетверд. – Кажется, числа 10 ноября. Или 11-го. В этом роде, точно не помню.

Так. В это время Римма была еще жива-живехонька. Значит, Дымов твердо решил помалкивать о приезде в Соложенку. Придется припирать его к стенке. И можно не сомневаться, что, когда это произойдет, он скажет, с наивным видом хлопая этими своими огромными глазищами: «Ах, это? Ну я не понял, думал, вас интересует, когда я в последний раз видел Римму живой!»

«Спокойно, не дергайся раньше времени», – приказал себе Бергер. И вдруг ни с того ни с сего он подумал: «А ведь на том рекламном щите вполне могло быть написано: „Бергер ведет следствие!“ Никакая не Пайпер, а Бергер. И не мисс, а мистер, если уж на то пошло. Вернее, герр!»

– И что это была за встреча? – спросил он.

– В каком смысле?

– В обыкновенном. По поводу чего вы встретились, где, когда, о чем шел разговор, в каких отношениях расстались.

– Встреча была нормальная, – буркнул Никита. – Но потом Римма еще мне звонила, и мы расстались в отвратительных отношениях.

– Поссорились? Из-за чего?

– Ну не то чтобы поссорились… – Он нахмурился. – Понимаете, мы хоть… встречались, но… между нами что-то было всего два раза, и то… – Он махнул рукой. – Так, спонтанно. Сначала, после первого раза, я думал, что мы вообще никогда больше не увидимся, но она позвонила, уже в ноябре, когда вернулась из-за границы. Понятно было, что хочет продолжения. Нет, она мне нравилась, конечно, и все же… между нами слишком много было… препятствий. Она гораздо старше меня и все такое. Меня к ней тянуло, что скрывать, но… Может, я боялся ее, не знаю. Решил, что больше продолжать не стоит. Но потом мы встретились случайно – и как бы вспыхнули оба. Это было… как-то особенно! Ну и когда у тебя не просто трахен-бахен происходит с женщиной, а что-то такое невероятное, ты невольно начинаешь думать, что она как бы только твоя. Особенно если это такая женщина, как Римма, и если она говорит тебе, что любит.

– А она говорила? – спросил Бергер и сам удивился странному, ревнивому чувству, которое вдруг легонько ужалило его.

– Говорила. Особенно когда мы второй раз увиделись – в «Барбарисе». Это ночной клуб такой, – пояснил Никита, и Бергер кивнул с видом превосходства:

– Знаю. Вы его оформляли как дизайнер.

– Ну да, – растерялся Никита. – А вы откуда знаете? А, ну понятно. Вы уже обо мне как бы сведения собираете? Может, дело мне шить собираетесь?

– Давайте без истерик, ладно? – попросил Бергер. – Ничего я вам не шью и даже не собираюсь («Но очень хочется», – мысленно добавил он). Я спрашиваю – вы отвечаете. Значит, вы встретились в «Барбарисе», между вами что-то произошло, что уверило вас в любви Риммы. Так?

– Ну.

– А что случилось потом? Почему вы поссорились? Вы на нее рассердились, что ли?

– Ну да, – сказал Никита. – Не то слово, как. Потому что я узнал, что у нее есть другой.

– Вы говорите о Бронникове? Но быть такого не может, чтобы вы не знали об их отношениях! Или Римма скрывала от вас его существование?

– Ничего она не скрывала, – сердито сказал Никита. – Она откровенно говорила, что раньше уже была один раз замужем и теперь у нее тоже есть мужчина, они давно вместе, она вроде бы как привыкла к роли заместительницы его жены и подруги для командировок, но этот человек вдруг к ней разительно переменился и начал предлагать вступить в брак. Даже будто бы на развод подал, и вот-вот состоится процесс, потому что детей там нет, и все произойдет очень быстро. И она говорила, что раньше спала и видела, как бы за него замуж выйти, а теперь ей этого не хочется.

– Почему? – насторожился Бергер.

Так… Получается, что Римма узнала о Бронникове нечто такое, что вызвало у нее отвращение к нему. И она не скрыла этого от Бронникова. И он застрелил Римму, опасаясь, что порочащая его информация пойдет дальше… А что? Чем не версия?

Впрочем, в следующее мгновение версия Бергера оказалась разбита в пух и прах.

– Потому что… потому что в ее жизни появился я, – с несчастным видом сообщил Никита. – То есть она так говорила, понимаете? Мол, никогда ничего так остро с мужчиной не чувствовала, все для нее как в первый раз, это как первая любовь, которой у нее в жизни не было… Ну и все такое, что обычно говорится в таких случаях, – махнул он рукой, и на какой-то миг прежний, пресыщенный, избалованный, сверкающий Никита Дымов возник перед Бергером. Возник, но тотчас исчез. – Я ей не поверил, конечно… а может, и поверил. Поверил, чего скрывать! Особенно когда она мне пода… Но это к делу не относится. А буквально на другой день я получил письмо. Его на вахту театра принесли в таком толстом конверте и передали мне. Еще хорошо, что никто не додумался туда заглянуть, а то у нас любят нос совать в чужие дела!

– И что там было, в этом конверте?

Никита вздохнул:

– Фотографии.

– Чьи?

– Ну вы что, не понимаете? Фотографии Риммы с другим мужчиной.

– В постели, что ли?

– Если это можно назвать постелью, – с отвращением буркнул Никита. Помолчал. – Сейчас вы, наверное, спросите, остались ли у меня эти фотографии.

– Именно это я и собирался сделать, – суховато произнес Бергер.

– Остались, – кивнул Никита. – Я, правда, пообещал их выбросить. Лучше бы выбросить, конечно, а то так и тянет на них смотреть. И больно, и отвратительно, и невозможно удержаться. Как больной зуб трогаешь, знаете? Я вам их сейчас покажу. Они у меня спрятаны в одном местечке, чтоб никто не нашел. Только я вам вот что хочу сказать. Вы имейте в виду, я мог вам про эти снимки ни словом не обмолвиться. Ведь я себе сам напортил, понимаете? То есть как бы получается, что у меня повод был… ну… из ревности, в состоянии аффекта и все такое, как это там называется. То есть вы могли бы подумать, что это я ее…

Внезапно Бергеру стал ненавистен его неуверенный голос, его слабый подбородок, его ввалившиеся глаза, которые теперь казались еще больше в окружении темных теней.

«Может быть, умные, взрослые женщины обречены влюбляться в молодых, красивых и жестоких идиотов? И нет ничего странного в том, что это происходит осенью, – ожесточенно подумал Бергер. – Бабье лето, или как там? Песня такая была, что ли? Ах, это омут, ах, это омут, бабье лето, бабье лето… Я кручу напропалую с самой ветреной из женщин, я давно хотел такую…»

В том-то и дело, что не хотел ее этот красавчик. Не хотел!

Бергер не имел права на такую вспышку ненависти, не имел, это было непрофессионально, дурно, неэтично и все такое, однако поддался ей – и со странным, почти мстительным торжеством бросил:

– Конечно, подумать можно все что угодно. Особенно когда мне стало известно, что вы приезжали в Соложенку в день гибели Риммы. И даже приблизительно в то самое время, когда, по мнению нашего эксперта, она погибла.

– Но она была уже мертвая, когда я ее увидел! – вскрикнул Никита и тотчас испуганно, по-детски прихлопнул ладонью рот.

«Да он в самом деле совсем мальчишка, – брезгливо подумал Бергер. – Глупый, эгоистичный, безответственный, капризный мальчишка! Так вот кого имела Римма в виду, когда говорила соседке, мол, уже завела себе капризного ребенка…»

И тут он вспомнил о беременности Риммы. Она погибла 23 ноября. Разрыв с Никитой произошел числа 11-го. Встреча, любовная встреча – на день раньше. Срок беременности – около двух недель. Она могла забеременеть и от Никиты…