Изгои - Мерфи Маргарет

– Я знаю, для чего они едут, Наталья.

Гнев сверкал в темных глазах подруги, поэтому Грейс добавила:

– Я ничего не имею против нее.

– Тогда почему ты ее травишь?

Грейс ушам своим не поверила.

– Я? Травлю? – повторила она. – Боже праведный, ты же не думаешь, что я донесу на нее в иммиграционную службу?

Наталья, похоже, смутилась, но пересилила себя и, расправив плечи, осведомилась:

– Тогда к чему все эти вопросы?

– А к тому, – проговорила Грейс, чувствуя, что сама закипает, – что у ее сына Томаша диабет. Если Томаш не получит нужного лечения, он может умереть.

Пораженная, Наталья прижала руку к груди.

– Прости меня, – сказала она. – Это все из-за… той убитой девушки…

Сердце екнуло. Грейс показалось, что она на грани какого-то признания, но Наталья, видимо, передумала продолжать.

В сознании Грейс опять пронеслось как вспышка: полудетское лицо, пустые пугающие зеленые глаза, густая кровь, выползающая из бака.

– При чем здесь она? – спросила Грейс, подавляя подступившую тошноту.

Наталья опустила голову:

– Полагаю, меня это выбило из колеи.

У Грейс появилось ощущение, что та старательно уходит от другой, более страшной темы.

– Но почему на тебя это так подействовало?

– Вечно тебе надо все знать! – взорвалась Наталья.

Грейс была ошеломлена этим упреком:

– Наталья, да разве я когда-нибудь лезла тебе в душу?!

– Пойду покурю. – Наталья, не отвечая на упрек Грейс, схватила свою куртку и сумочку.

Следующих двух пациентов Грейс приняла, объясняясь с помощью мимики и простейших английских слов. Она никогда раньше не видела, чтобы Наталья так нервничала. Та несколько раз, пока курила на морозе, звонила кому-то по мобильному телефону. Грейс слышала приглушенные обрывки фраз на сербскохорватском.

Грейс сделала запись для патронажной сестры, чтобы та дозвонилась до цыганской семьи и осмотрела детей. Понадобится переводчик, но, видимо, Наталья тут им не помощница.

Грейс задумалась о людях, которых ежедневно видела у себя на приеме. Что заставляет их идти на риск, всеми правдами и неправдами ища способа остаться здесь вместе с семьями? Через какой ужас должна была пройти Наталья, когда убили ее родителей? И еще она размышляла о Джеффе. Что могло произойти между братьями, если сейчас он не желал помочь попавшему в беду Саймону?

Джефф Рикмен, перед тем как уйти домой, сдал под расписку телефон спецсвязи. Было девять тридцать вечера, он был измучен недосыпом и нервным напряжением, но как все же замечательно снова оказаться на работе! Теперь ему предстоит налаживать отношения с Грейс, потому что утром он был еще в вынужденном отпуске, а когда Хинчклиф вызвал его в участок, уехал, не оставив ей ни записки, ни сообщения.

– Что вы успели сделать? – Он разговаривал с невозможно юным детективом со здоровым румянцем на лице и двухдневной «щетиной», представлявшей собой не более чем пушок на верхней губе и подбородке.

– Массу звонков, босс. Но все они говорят одно и то же. – Он протянул Рикмену пачку бумаги. На каждом листе дата, время звонка, пол, имя и телефон абонента.

Рикмен бегло просмотрел полдюжины первых. Таксисты, проститутки, жители квартир и домов в районе Хоуп-стрит – все утверждали, что жертва искала клиентов.

– Это заставляет нас вернуться на улицы, – сказал он, возвращая записи.

«Это заставляет нас вернуться на улицы», – думал он за рулем по дороге домой. Уличная жизнь, уличные ценности, девицы, зарабатывающие на улице. Мужчины, грабящие этих девиц. И это заставляет его… вернуться к себе. К тому вечеру два месяца назад, когда он потерял контроль над собой и уже почти утратил представление о том, кто он такой. Или порочное бездумное животное, каким он стал в тот вечер, это и есть его истинное «я»? Эта мысль неотступно преследовала его с тех пор, потому что все годы, прошедшие со времени детства, он твердил самому себе, что сможет изменить себя, что ярость не будет управлять им, что правоту нельзя доказывать кулаками.

Он бросил ключи в низкую вазу у зеркала в прихожей, а пальто – на перила лестницы. В доме было тихо.

– Грейс? – крикнул он наверх.

Он нашел ее спящей на диване в гостиной. Медицинский журнал лежал на коленях. Она была бледной, какой-то взъерошенной и выглядела ранимой и беззащитной. Иногда она хмурила брови, когда мимолетное сновидение тревожило ее.

Камин еле горел. Он добавил дров и сел на пол рядом с диваном, глядя, как отблески огня играют на ее лице, смягчая его черты. Он почувствовал обжигающую любовь и страстное желание защитить, хотя он и не знал от чего.