Продажные твари - Дашкова Полина

Маша вдруг с удивлением обнаружила, что вчерашний кошмар сейчас кажется каким-то далеким страшным сном. Нет, она все отлично помнила, каждую минуту, проведенную в том сарае, она теперь никогда не забудет. Но исчезло чувство страха и унижения. Появилось нечто новое, совсем другое: здоровая злость.

«Что съели меня? Растоптали? Сволочи безмозглые, твари бездушные! Я вам еще покажу!» — думала Маша, пока варила себе кофе в маленькой джезве.

Что и как она им «покажет», Маша, конечно, не знала. В самом деле, что и кому она может «показать»? Она не супермен, не агент ФСБ, не умеет стрелять даже из рогатки и уж тем более — прыгать с парашютом во вражеский тыл, не владеет ни карате, ни дзюдо. «Тоже мне, бравый десантник Маша Кузьмина!» — усмехнулась она, доставая из холодильника сыр и масло и усаживаясь за кухонный стол.

«И вообще, — строго сказала она себе, — надо занять у Вадима сто семьдесят тысяч, купить билет в плацкартный вагон и ехать в Москву. Хватит, отдохнула! Интересно, с каким лицом ты будешь просить у него эти сто семьдесят тысяч? — ехидно спросила она себя. — Человек тебя дважды спас, причем вчера — рискуя собственной жизнью. Деньги, между прочим, заплатил немаленькие, пятьсот долларов. Сто семьдесят тысяч ты ему вернешь, оставишь свой адрес, телефон. В Москве он наверняка бывает. А пятьсот долларов? Сразу это невозможно, только постепенно…»

Маша почувствовала, что в ней сейчас спорят два совершенно разных человека. «Раздвоение личности, — констатировала она, — а дальше — шизофрения!»

«Ты же ничего о нем не знаешь, — говорила личность номер один, ханжа и зануда, — ты думаешь, он просто так тебя спас, из благородных побуждений? Просто так ничего не бывает. Может, он вообще с этими бандитами связан, может, он тебя купил у них за пятьсот долларов?»

«Ага, в качестве рабочей силы, чтобы ты ему здесь полы мыла. Он ведь один живет, — посмеивалась личность номер два, значительно симпатичней. — Человек отбил тебя у бандитов, привез к себе домой накормил, напоил и спать уложил в свою постель. И заметь, сам рядом не прилег, пожалел тебя, дал оправиться от шока. Ему надо спасибо сказать, а не выдумывать всякие гадости».

«Не прилег, так приляжет, — не унималась личность номер один, — приедет завтра утром со своего дежурства, поспит чуток — и вперед с песней. Ты должна сразу сказать, что уезжаешь. Ты, конечно, ему благодарна, но не до такой же степени!»

Спор с самой собой стал надоедать. Маша знала это свое дурацкое свойство — от всякого конкретного вопроса уходить в казуистику, тонуть в пустых рассуждениях, а в итоге конкретный вопрос оставался без ответа.

«Ладно, я все равно не решу сейчас, уехать мне или остаться до двадцатого, на восемь дней. Больше ведь все равно нельзя. Я обещала родителям вернуться в Москву двадцатого. Но дело даже не в этих восьми днях…»

Маша не успела додумать, в чем именно дело. Зазвонил телефон.

— Кыто это? — услышала она в трубке чужой тяжелый бас.

— А с кем, простите, я говорю? — вежливо поинтересовалась Маша.

Последовала долгая пауза, она хотела уже нажать кнопку отбоя, но услышала:

— Гыдэ докытар? — у говорившего был сильный кавказский акцент, прямо-таки пародийный.

— Может, вы сначала все-таки представитесь? — мягко предложила Маша.

— Мынэ нада докытар! — ответили ей.

— Вадима Николаевича нет дома. Если хотите что-то передать, скажите. Я передам.

— Ты кыто и чего зыдэс делаишь? — спросили в ответ.

— Знаете, — вздохнула Маша, — я не привыкла беседовать в подобном тоне.

Она нажала кнопку отбоя.

Следующий звонок прозвучал через пятнадцать минут, когда Маша снимала с веревки во дворе свои высохшие вещи. На этот раз ее назвали по имени. Разговаривал с ней совсем другой человек, тоже кавказец, но почти без акцента.

— Ты Маша? — спросили ее.

— Да, я Маша. Здравствуйте.

— Я друг доктора. Где он?

Удовлетворившись хотя бы таким безымянным представлением, она ответила:

— Вадим Николаевич в больнице, на дежурстве.

— А ты ему кто?

— Я у него в гостях, — уклончиво сообщила Маша.

— Я спрашиваю, кто ты ему?

Мало того, что звонившие не произносили ни «здравствуйте», ни «пожалуйста-спасибо», будто этих слов в русском языке не существовало вовсе, они еще откровенно хамили.

— Если вы хотите что-то передать Вадиму Николаевичу, я передам. А нет — всего доброго.