Совсем как живая - Михайлова Евгения

– А это при чем? Ему не все равно: брат – не брат?

– Почему это при чем, объяснять вам пока не считаю нужным. А вот и мой помощник – всемирно известный частный детектив Кольцов. Проходите, Сергей. Ваш новый знакомый оказался неконтактным человеком.

– Да ты что, Ваня, – изумленно уставился на Ступника Сергей самым чистым взглядом. – Тут все свои!

– Ах ты… – Ступник выплюнул на пол жвачку. – Мразь подсадная!

– Действительно, – констатировал Сергей. – На редкость недоброжелательный гражданин. Вячеслав Михайлович, мне даже не хочется продолжать с ним диалог. Передайте ему, пожалуйста, что мобильный телефон будет ему возвращен вместе с указанной им суммой за временную эксплуатацию.

– Передам. Что у вас еще по этому делу?

– Не что, а кто. У меня свидетель для очной ставки. Опознал Ступника по фото. Это Алексей Васильев. Можно ему войти?

– Давай.

Алексей вошел из коридора в сопровождении Сергея, взглянул на Ступника.

Сказал:

– Я его знаю. В тот вечер, когда я встретил Викторию в клубе, они приехали вместе. Она сказала, что это ее водитель. Потом он один раз привозил ее ко мне. Не успел отъехать, как у нас случился обрыв проводов. Вика его вернуть успела. Он чинил проводку… Был в кабинете, где в шкафчике – это вообще-то аптечка, у меня нет сейфа – лежал пистолет. Он и потом там лежал: я им не пользовался ни разу. Купил, когда в этот дом переехал на отшибе. Обнаружил, что пистолета нет, когда случился весь этот кошмар.

– Ступник, вы подтверждаете сказанное Васильевым?

– Да, подтверждаю… – Виртуозное матерное выражение для оглушенных слушателей закончилось словами: «…вас с вашей Москвой».

Слава нажал кнопку вызова.

– Уведите его, – сказал он дежурному. – Ступник, советую к завтрашнему утру подготовиться к чистосердечному признанию. Мы готовы его проверить.

Петр Князев сидел несколько часов в коридоре управления по расследованию убийств, уставившись невидящими глазами перед собой, иногда сжимая виски онемевшими пальцами. Он был оглушен чудовищными открытиями. К нему подходили Кольцов, Масленников, Земцов, что-то говорили, отходили, понимая, что он ничего не слышит. То, что для этого несчастного оказалось страшной жизненной катастрофой, для профессионалов было банальным, примитивным и тупым преступлением.

Деревенская парочка приехала в Москву, чтобы в «люди» выбиться. Сняли на последние деньги убитую квартиру алкоголиков, он брался за любую работу, не гнушался воровства: сумочку выдернуть у женщины вечером, чужую машину вскрыть – вытащить телефон, ноутбук, борсетку. Она давала объявления по Интернету под рубрикой «Поиск партнера». Принимала клиентов в их общей квартире. Немного приоделись, стали появляться в ресторанах и клубах. Ей хватило хитрости работать под деревенскую чистюлю-простушку, живущую под охраной строгого брата, – образ, неотразимо действующий на определенный тип мужчин: не очень уверенных в себе, опасающихся усложнить жизнь близких неверным выбором, тоскующих по семейной жизни без сложностей и проблем. Именно таким был Петр Князев. Он стал первым человеком в Москве, который вскоре после знакомства с Верой сделал ей предложение. Пришел в ее убогое жилище, послушал ее жалобные песни, расчувствовался и захотел стать ей опорой, чтобы получить благодарную, добрую жену.

Она очень хорошо вела свою роль. Сначала скрывала, каким шоком для нее стало наличие взрослой красавицы дочери, основной хозяйки, наследницы. Шок очень быстро перешел в ненависть и ревность, когда она однажды увидела, как Викторию грубо прижимает к себе «братец» Иван. Но она и это стерпела. Стала чуть ли не сводницей. Поощряла его приставания к падчерице, заметив, как опытная профессионалка, что Викторию возбуждают грубые, случайные отношения. Давала Ивану советы. Когда Вера забеременела, а Иван получил окончательную отставку у Виктории, они всерьез стали замышлять, как устранить ее, в том числе – план «идеального» убийства. Но сначала попробовали уронить дочь в глазах отца, рассорить их. Иван предложил Курочкину за деньги поставить видеокамеры в спальне Виктории, снять ее с любовниками. Курочкин, как всегда, перестарался. Поставил камеры и в спальне Петра и Веры. Это была первая накладка. Еще раньше Иван предложил Виктории свои услуги водителя. Она не любила сидеть за рулем. Когда был свободен от основной работы, подвозил ее в институт, в клубы, даже к мужчинам. В тот вечер, когда привез ее к Васильеву, его попросили починить проводку, он обнаружил пистолет, намотал это на ус. Момент он выбирал очень осторожно. Ловил детали ее телефонных разговоров. Она часто с ним делилась как с подругой. Однажды рассказала, что директором их института стал тот самый Алексей: «Помнишь, мы у него были?» Иван иногда подъезжал к ее институту, следил. Ждал момента. В это время он уже работал у Сидорова, который и попросил его найти документы мертвой девушки… Все сошлось. Днем он легко вскрыл дверь дома Васильева, похитил пистолет. Вечером приехал к институту и увидел, как отъехала машина Алексея, потом вышла Виктория. Он к ней подошел. Сказал: «Вика, я как раз за тобой. У тебя дома – беда. Вере плохо, отец просит приехать». Она, конечно, поехала, не подумав позвонить. Они вошли в квартиру, она пробежала в спальню отца, удивленно позвала: «Папа!» Не успела обернуться, когда Иван дважды выстрелил ей в затылок, подойдя близко. Тут пришла из кухни Вера, они перенесли Викторию в кладовку, где она и пролежала до утра. Им нужно было, чтобы Алексей уехал на работу. Вера вымыла спальню. Иван утром приехал к «сестре», вышел с кофром, в котором обычно отвозили в чистку шубы. Сейчас там находилось тело Виктории, и он отвез его на террасу дома Алексея. Пистолет бросил у ступенек. Алексей приехал вечером… Документы Виктории были уже у Сидорова. Загранпаспорт Вера и Иван взяли в ее комнате. Писали и звонили они Петру с телефона Вики, поскольку видели, что он верит. Потом уничтожили сим-карту.

Их очная ставка напоминала схватку хищников, которые пытались загрызть друг друга. Он все валил на нее, она топила его, выдавая такие детали, от которых не только отцу – опытным следователям было не по себе.

Эксперты нашли прямые улики в кладовке. В деле об убийстве Виктории Князевой были поставлены все точки. И только тогда Ольга Волкова смогла глубоко вдохнуть и выплакаться. Алексей сидел рядом всю ночь и смотрел полными слез глазами, как она бьется в истерике, кричит, рвет простыни, как будто в битве прогоняет пленившую ее черную силу. Они больше не мешали друг другу. Страдание подняло их на другую ступень. Туда, где одиночества не желают.

Мария Леонтьева купила букет белых роз, приехала в аэропорт – встречать дочь с мужем. Она стояла с этим букетом посреди шумного и взволнованного людского потока, как героиня черно-белого, утонченного, старого итальянского кино. Черное платье, тонкое страдальческое лицо, темные, широко распахнутые глаза, взгляд над всеми, мимо всех… Она их увидела! Они шли словно из другого кадра того же кино: Ульяна, затянутая в кремовый, облегающий костюм, с таким же тонким, необычным лицом, такими же глазами, как у матери, только в них – горячий свет солнца, любви и победы. И он, ее возлюбленный, с которым они обвенчались, – прекрасный и счастливый. Мария попробовала сделать шаг к ним навстречу, но ноги не слушались. Белые розы рассыпались, когда дочь бросилась ей на шею.

– Я не верила, что увижу тебя, – только и смогла сказать Мария…

Они вошли в квартиру. Толя, младший брат, стоял в прихожей и смотрел только на сестру. Она обняла его:

– Я так соскучилась.

– Это правда? – строго спросил он. – Все страшное кончилось? Мы будем жить вместе?

– Конечно. – Она его затормошила, пряча повлажневшие глаза. – Я потом тебе покажу подарки. Сначала мы умоемся, переоденемся.

– Нет, – вмешался Димитрис. – Мы, конечно, умоемся, переоденемся. Но потом мы с Толей будем готовить греческие салаты: я все привез. Будем обедать, пить вино и только потом вручим подарки.

Все поняли, что в доме появился хозяин. И он понимал, что сейчас нужно оставить мать и дочь наедине. Они встретились после разлуки, которая могла стать вечностью…

Ульяна в легком домашнем платье вошла в комнату Марии. Остановилась у портретов отца и Василия, под которыми горели лампадки.

– Бедная моя, – повернулась она к матери. – Ты была одна в этом несчастье.

– В трагедии любой человек – один, – ответила Мария. – Бог дает ему крест и говорит: неси, сколько сможешь.

– Ты повесила их портреты рядом?

– Да, как видишь. Жизнь не переделаешь. Твой отец был моим первым мужчиной, Василий – вторым и последним.

– Как это произошло?

– Я убила его. Узнала, что на вас напали, решила, что тебя больше нет, пришла и сказала: будь ты проклят. Не живи. Он послушал меня.

– Мама, ты ни в чем не виновата… Мы обе знаем, что они за люди… Папа… Мы все… Разве мы жили?