Проводник смерти - Воронин Андрей

Небрежно бросив пистолет обратно в сумку, Андрей дотянулся до телефона и снял трубку. Трубка молчала, словно он по ошибке поднес к уху дверную ручку — телефон отключили за неуплату. «Так даже лучше, — подумал Андрей. Ну, что я ей могу сказать? А главное, что она может мне ответить? Она ведь так и не успела понять, в чем дело, из-за чего весь сыр-бор… Никто этого не успел понять, кроме, что называется, заинтересованных лиц.

Ничего, это мы поправим…»

Бросив мертвую трубку обратно на рычаги, Кареев решительно встал с дивана и уселся за свой рабочий стол. Он смахнул рукавом пыль с крышки пишущей машинки и бережно снял ее, положив, как всегда, на пол у ножки стола. Черные клавиши с белыми пятнышками литер вдруг показались ему рассевшимися на трибуне стадиона зрителями, которые замерли в ожидании пенальти. Он, Андрей Кареев, стоял сейчас у одиннадцатиметровой отметки, готовясь нанести удар, который решит судьбу матча. Разница была лишь в том, что призом за победу в этом матче была пуля в затылок, а про поражение никто не узнает. Все, кто знал о его участии в игре, уверены, что он давно ушел с поля, хромая и утирая слезы. «Укокошат они меня, — подумал он. — Как пить дать, укокошат, им это раз плюнуть. Что ж, это будет лишним доказательством моей правоты.»

Он нисколько не кокетничал, спокойно думая о смерти, как о неизбежном финале всего живого. Он действительно изменился, и эти изменения не сулили ничего хорошего ни ему, ни тем, ради кого он вернулся в Москву.

Когда Андрей Кареев заправил в машинку чистый лист бумаги и положил руки на клавиши, его соседка из квартиры напротив, все еще мелко дрожа от негодования, закончила набирать номер и в последний раз сверилась с бумажкой, которую держала в руке. Ей ответили сразу.

— Але, — закричала в трубку Инга Тимофеевна, — вы слушаете?

— Не надо так кричать, — ответил интеллигентный мужской голос на том конце провода. — Я вас отлично слышу. Вам кого?

— Мне Антон Антоныча, — сказал вздорная старуха, не подозревая, что называет пароль.

— Я вас слушаю.

— Это вы Антон Антонович?

— Допустим. А в чем дело?

— Меня просили позвонить, когда он вернется. Так вот я и звоню.

— Кто вернется? Что за чепуха? Вы можете объяснить толком?

— Как же, — растерялась пенсионерка. — Как же это — чепуха? Сами заплатить обещались, а теперь чепуха?

— Ах, заплатить? — неизвестно чему обрадовался голос в трубке. — Вас, случайно, не Ингой Тихоновной зовут?

— Ингой Тимофеевной, — немного сварливо поправила старуха.

— Ах, ну да, конечно. Простите великодушно. Теперь, кажется, припоминаю. А сосед у вас, насколько я помню, Иванов Петр Степанович…

— Кареев он, Андрей Валентинович, а никакой не Иванов.

— Ах, да! Господи, совсем закрутился, скоро забуду, как жену зовут. Так он, говорите, вернулся?

— Вернулся. Только ты, мил человек, про деньги не забудь. Это тебе тьфу, а у меня пенсия маленькая…

— Об этом не беспокойтесь. Спасибо вам огромное…

— Из «спасибо» шубу не сошьешь, — кротко заметила Инга Тимофеевна.

— Совершенно верно, — серьезно согласился незнакомец. — Будьте дома, наш сотрудник сегодня же к вам заедет и передаст условленную сумму. Даже не так. Я, пожалуй, сам к вам заскочу. Часиков в пять вас устроит? Вот и славно. Еще раз спасибо. Вы оказали неоценимую помощь… гм, следствию.

Старуха положила трубку и мстительно покосилась на дверь.

— Стрикулист, — выругалась она, обращаясь к своему соседу, и пошла на кухню пить чай с баранками.

Глава 8

Нагаев притормозил напротив пивного ларька и окинул взглядом истоптанную, покрытую полужидкой снеговой кашицей площадку, на которой сиротливо мокли железные скелеты парусиновых зонтиков и неистово потребляли сильно разбавленное водкой пиво всепогодные алкаши. Он без труда отыскал взглядом щуплую фигуру в кургузом пальтишке из дерматина и дурацкой клетчатой шляпе с мизерными полями, из-под которых торчали огромные красные уши и унылый, вечно шмыгающий нос. Обладатель этого набора что-то увлеченно втолковывал своему соседу по столику, уткнув нос в пивную кружку и жестикулируя свободной рукой с такой энергией, словно дирижировал симфоническим оркестром.

Сосед, находившийся на полпути к нирване, время от времени тяжело кивал головой, причем было не понять, то ли он выражает согласие со словами оратора, то ли просто утратил способность держать голову. Нагаев склонен был признать верным второе предположение.