Вид на жительство в раю - Андреева Наталья

— Надо в больницу. Я не врач.

Разумеется, с переломом надо в больницу. Равно как и с простудой, болями в желудке, сердцебиением, и т. д., и т. п. Разумеется, в апреле надо подать в налоговую инспекцию декларацию о доходах. Разумеется, надо состоять на учете во всех возможных фондах. А также чистить зубы два раза в день, раз в полгода ходить к гинекологу, дантисту и окулисту, раз в год проходить флюорографию, сдавать кровь на три креста, гепатит и СПИД, мочу на белок, а мазок на все виды инфекций. Сделать УЗИ того органа, который предположительно болит, а лучше сразу всех для профилактики: вдруг там да начался какой-нибудь процесс, а вы еще об этом не знаете. Если у вас родинка, вы должны непременно узнать, не злокачественная ли она. Если много, то много раз узнать, отдельно по каждой. Еще надо раз в месяц отстоять очередь в сберкассу, сходить на родительское собрание, взять справку для того, чтобы получить положенные льготы, заскочить в ЖЭК…

И в каждом отдельном случае услышать:

— Как? Вы этого еще не делаете?! Как же вы тогда живете?!

Да как-то живу. Вот если вы исправно делаете все вышеперечисленное, то жить вам действительно некогда. Ваше время расписано по инстанциям. Вы страхуетесь от всех возможных рисков с риском задаться на смертном одре вопросом: а на что я потратил жизнь? И вспомнятся только коридоры, кабинеты, очереди у кабинетов и в конце каждого коридора ожидаемая награда — бумага. Документ, в котором официально подтверждено ваше существование. Который теперь вкупе со всеми прочими вы с чистой совестью можете порвать и выкинуть. Или попросить положить в гроб. К Господу с отчетом: прими в рай, анализы в порядке. Ума не приложу, отчего я умер!

Представьте себе: третьего января вы идете в травмпункт. Ну, представили? Жизнь в стране замерла на две недели. А вы идете в травмпункт. Везде, куда вы приходите, на вас смотрят как на врага. В магазине кислые, как кефир, продавцы, которые бесконечно долго, беспрестанно зевая, отсчитывают сдачу. На дверях всех остальных учреждений замки. Кто-то должен дежурить. И в больницах тоже. Но каждый из этих людей думает: а почему я? И его можно понять. И надо понять. И постараться обойтись своими силами, если это возможно.

Поэтому я молча сгребла лекарства с прилавка в сумочку и вышла из аптеки. Теперь я ехала на квартиру своей соперницы. В шубке, как у нее, и с похожей прической. Поэтому когда женщина, возившаяся с распределительным щитом, назвала меня Мариной, я ничуть не удивилась. В коридоре было темно, а увидев ее, я нагнулась над замком. Она тоже была занята. Когда женщина окликнула меня, я не стала разворачиваться к ней лицом. Махнула рукой — некогда, мол — и вошла в лифт. Больше меня близко никто не видел. Из квартиры я взяла документы, драгоценности и кое-какие вещи. Преимущественно зимние. Одежду, обувь, свитера. И деньги. Денег там было немного, зарплата и прочие доходы поступали на счет в банке. Я нашла кредитную карточку и блокнот. Изучив записи, можно найти пин-код. Редкий человек не записывает заветные четыре цифры, надеясь только на свою память. Я записываю. Думаю, что и она делала так же. Но это потом. В том, что она не взяла кредитную карточку с собой, нет ничего удивительного. Ведь она была с моим мужем, и он за все платил. Сумки я положила в багажник машины, решив в ближайшем будущем с ней расстаться. Вдруг кто-то видел ее на месте происшествия? Номера были заляпаны грязью, стекла тонированные, но береженого, как говорится…

Так я разжилась кое-каким добром. Надо сказать, что совесть меня не мучила. Ей все это уже не понадобится, малолетних детей у нее нет. Родители? Я знаю, что ее отец умер, мать живет со старшим сыном. У него свое дело, он богат. Родственники любовницы моего мужа не бедствуют, в то время как я в безвыходном положении. И потом: она мне должна. За те страдания, что причинила.

Зимой темнеет рано, да еще и погода была пасмурная. Весь день стояли серые сумерки, небо затянуло тучами. При таком освещении разглядеть меня в подробностях было невозможно. А издалека принять за нее — пара пустяков. Поэтому я и не опасалась. Галину Конанову здесь никто не видел, зато ее в норковой шубке цвета «белое золото» и с «нашей» прической видели все. Вот так я подтвердила версию о своей смерти. Выходит, что четвертого января юрист фирмы моего мужа Марина Юрьевна была жива. Значит, умерла именно Галина Конанова. Аминь. Надо бы заказать по ней панихиду.