Что моё, то моё - Хольт Анне

Она попыталась улыбнуться, но вместо этого зевнула. Пытаясь проснуться, она широко раскрыла глаза и энергично помотала головой.

– Я запомню, – сказал Ингвар. – Сожалею. На его счету ещё один.

Она медленно подняла руку к волосам, а потом отпустила её и схватилась за ручку кофеварки.

– Что? – лишённым эмоций голосом переспросила она. – Что значит «ещё один»?

Ингвар закрыл руками лицо:

– Мальчик, которому было всего одиннадцать месяцев, из Тромсё. Гленн Хуго. Одиннадцать месяцев. Ты не слышала об этом?

– Я… Я не смотрела телевизор и не слушала радио сегодня вечером. Мы с Кристиане играли с собакой, гуляли… Одиннадцать месяцев. Одиннадцать месяцев!

Слова словно повисли в воздухе. Казалось, возраст жертвы служит странным объяснением этого бессмысленного убийства. Ингер Йоханне почувствовала, как у неё наворачиваются слёзы, и моргнула.

– Но…

Она задвинула ящик и села за стол. Ингвар положил руки перед собой, и она ощутила непреодолимое желание положить поверх свои.

– Его уже нашли?

– Его и не похищали. Он был задушен в собственной коляске, когда спал на улице.

Щенок свернулся калачиком у плиты. Ингер Йоханне внимательно смотрела на него. Под мягкой короткой шерстью отчётливо проступали рёбра, ритмично поднимавшиеся в такт дыханию. Глаза были полузакрыты, и сквозь острые молочные зубы виднелся кончик влажного бледно-розового языка.

– Тогда это не он, – проговорила она и почувствовала, что ей не хватает воздуха. – Он не душит. Он похищает и убивает способом, который мы не… не понимаем. Он не станет душить спящих младенцев. Это разные люди. В Тромсё? Ты сказал, в Тромсё?

Она пристукнула кулаками по столу, словно подтверждая: расстояние, разделяющее Осло и Тромсё, доказывает, что это трагическая смерть, но она не имеет отношения к их делу. Конечно, ужасно, когда умирает младенец, но его убил не… он.

– Тромсё. Не может быть!

Она наклонилась над столом и попыталась взглянуть Ингвару в глаза. Он отвернулся к кофеварке. С трудом, медленно поднялся, открыл шкафчик и вынул две кружки. Некоторое время не двигался, рассматривая их. На одной был нарисован «феррари», который посудомоечная машина отмыла до бледно-розового цвета. Другая была в виде дракона, одно крыло у него было сломано, а хвост служил ручкой. Он налил кофе и протянул кружку с автомобилем Ингер Йоханне. Она взяла кружку обеими руками и взглянула на Ингвара, ожидая, что тот согласится с её доводами. Тромсё слишком далеко. Это другой человек Это просто невозможно. Собака заскулила во сне.

– Записка, – сказал он глухо и подул на кофе. – Он снова оставил записку. Получай по заслугам.

– Но…

– О записке ещё никому не известно. В газетах нет ни слова об этом. Пока нам удалось сохранить информацию в тайне. Так что это он.

Ингер Йоханне взглянула на часы.

– Двадцать пять минут второго, – сказала она. – У нас есть четыре часа и тридцать пять минут, до того как прозвенит мой будильник. Примемся за дело. Я так понимаю, в чемодане, с которым ты пришёл, что-то лежит. Неси его сюда. У нас четыре с половиной часа.

– То есть единственная объединяющая деталь – записка?

Она откинулась на спинку и скрестила за головой руки. Повсюду валялись жёлтые листочки. На холодильнике висел большой кусок ватмана, прежде свёрнутый в рулон; чтобы прикрепить его, пришлось израсходовать массу скотча. Три колонки, озаглавленные именами детей, содержали всевозможную информацию: от предпочтений в еде до сведений о состоянии здоровья. Колонка Тленна Хуго была практически пуста. Единственное, что им было известно о мальчике, который умер меньше суток назад, это предварительное заключение о причине смерти – удушение. Кроме того, они располагали сведениями о его возрасте и весе: нормальный, здоровый одиннадцатимесячный младенец.

На листе писчей бумаги, висящем над плитой, содержалась информация о его родителях: Мэй Берит и Фруде Бенонисен, 25 и 28 лет соответственно, живут в доме её матери. Оба работают в коммуне, он – уборщиком мусора, она – секретарём в приёмной председателя. Фруде закончил девять классов и имел за плечами не особенно удачную карьеру футболиста. Мэй Берит училась в университете Осло, сдала экзамены по истории религий и испанскому. Женаты два года.

– Записка. Жертвы – дети. Они все мертвы.

– Нет. А Эмили? О ней нам ничего не известно.