Смертельный аромат № 5 - Тарасевич Ольга

– Папочка! Тебя отпустили! – залепетал детский голосок. – Я верила! Я сто раз в день тебе звонила! Я знала, что ты никого не убивал. Мама хорошая. Ты бы не стал, я знаю, что не стал.

– Девочка, ты ошиблась номером? Или если это шутка – то она неудачная.

– Папочка, это я! Лера Суханова! Я разговор слышала. Мама сказала тете Лике, что ты мой отец.

Когда Дмитрий обрел дар речи, то только и мог сказать:

– Мама правда так сказала? Лера, повтори. Она так сказала?!

Глаза почему-то защипало…

– … Pappy, les garsons a l’ecole m’embetaient encore, ils disaient que je n’ai pas de pere. Apres la classe j’ai attrape l’un et je l’ai cogne![31]

– Tu as bien fait Nicolas. Ton pere est mort dans un accident d’avion. Tu dois savoir te defender.[32]

С дедушкой хорошо. Они разговаривают только по-французски. И дед знает много историй, от которых мороз по коже. Все его рассказы выучены уже наизусть. Но все равно хочется слушать их снова и снова.

– Так, значит, наша настоящая фамилия Перье? – спрашивает Ник, уютно устроившись на диване рядом с дедушкой. – А тебя зовут не Антон?

– Нет, милый, Антуан Лораном. Так сложилась жизнь. Моя мама, твоя прабабушка, умерла в концентрационном лагере Дранси. Нас с братом разлучили. Франсуа остался в Париже, а меня отправили в Аушвиц.

– Освенцим?

Дед печально кивает. Ему сложно говорить о пережитом, но он всегда откровенен. Так как считает, что внук должен знать все. Трагическая история семьи не должна раствориться во времени.

– Да, Освенцим. Но фашисты называли лагерь смерти Аушвицем. Это в Польше, недалеко от Кракова. Я бы умер там от побоев и голода, если бы не Сара Гольдберг. В тот день, когда меня привезли в лагерь, ее сына отправили в крематорий. Ему, как и мне, было всего шесть лет. Она спасалась заботами обо мне. Она спасла меня… После войны мы вернулись в Россию, на родину Сары. Говорить о том, что я француз, было опасно. Из Антуан Лорана Перье я стал Антоном Перьевым. И, хотя мысли об оставшемся во Франции отце преследовали меня постоянно, я не мог расстаться с Сарой, ставшей мне матерью.

Потом я вырос, встретил и полюбил твою бабушку…

Дед продолжал говорить, но Ник уже не прислушивался к его словам. Он – француз! Как это здорово! Родина мушкетеров – его родина, далекая, неведомая, и от этого еще более притягательная. Как жаль, что дедушка запрещает рассказывать об этом мальчишкам в школе. Они бы точно умерли от зависти!

– Когда открыли границу, дедушка был уже очень болен, – продолжил свой рассказ Ник, с наслаждением потирая затекшие от наручников запястья. – Но все же мы с ним съездили во Францию, и там нам повезло. Младший брат деда, Франсуа Перье, был жив. Мы разыскали его, встретились. Он показал нам дневники своего отца, моего прадеда. Это казалось невозможным. Дедушка тоже был в шоке. Он и представить себе не мог, что его отец был парфюмером. Он почти не помнил свою жизнь во Франции, и отец запомнился ему развешивающим картины в художественной галерее.

Тимофей Аркадьевич снял очки и недоуменно поинтересовался:

– А к чему столь долгий рассказ?

– Мой прадед – автор знаменитых духов «Chanel № 5».

– И что?

Ник раздраженно посмотрел на следователя. Как можно не понимать! Это уникальные духи. Самые известные в мире. Прадед любил Габриэль Шанель. Он боготворил эту женщину. Она заработала на его таланте миллионы. И палец о палец не ударила, когда их семью разрывали, уничтожали, мучили!

Ни Франсуа, ни дед даже не пытались оспаривать авторство парфюма. Старая полуистлевшая тетрадь. Кто поверит в эти записи? Очевидцев тех событий уже нет в живых. Империя Chanel сильна, могущественна, и ее нынешние владельцы никогда не пойдут на то, чтобы признать правду.

Но Ник и не подозревал, что его ненависть настолько сильна. Когда в агентство приехала Эмилия, он заглянул в ее записи и понял все. Идея отличная. Идея выигрышная. Но она не должна осуществиться. Тем более предварительный отбор моделей Эмилия Конде сделала по снимкам, размещенным на сайте «Supermodels». Потомок семьи Перье не должен способствовать популяризации проклятых «Chanel № 5»!

Вначале Ник не планировал сам убивать девочек. Он просто рассказал моделям подробности о предстоящей в Париж поездке, рассчитывая на то, что Арина Иванова, которая вечно выбирала в качестве любовников бандитов, найдет способ рассчитаться с Вестой Каширцевой или Катей Родимовой. Но время шло, дата отъезда приближалась.

– Мне требовался скандал, – понурившись, объяснял Ник следователю. – Громкий. После которого Эмилия отказалась бы от сотрудничества. Я разбираюсь в фармакологии, но идею с отравлением пришлось оставить. Это не произвело бы должного эффекта. Поэтому Веста погибла под колесами автомобиля. Эта бежевая «девятка» была зарегистрирована на деда. После его смерти у меня осталась генеральная доверенность. Я долго готовился осуществить задуманное. Веста мне доверяла, проблем с тем, чтобы выяснить ее планы, не возникло. Но надо было сделать так, чтобы меня не заподозрили.

– Что за женщина управляла автомобилем?

– Женщины не было. За рулем находился я. Накануне напросился к Весте в гости. Ехали в ее «Мерседесе». Незаметно включил «противотуманки». Гараж освещается, света фар девушка просто не заметила. На следующий день пришел в агентство, сказал, что буду в лаборатории, чтобы меня не беспокоили. У меня есть привычка напевать во время работы. Я оставил включенным диктофон с заранее подготовленной записью. А сам надел парик, сделал макияж и покинул агентство. Волновался, что меня узнают, поэтому выжидал, пока охранник отлучится. Но он читал книгу, а время поджимало. Он не узнал меня… Однако все оказалось напрасным! Веста умерла, а скандала не было! Не знаю, каким образом Ира Суханова все замяла. Я написал ей анонимное письмо, рассчитывая, что она испугается и откажется от поездки. Потом послал по электронной почте сообщение Эмилии Конде, где рассказал о смерти Весты. Думаю, она его не получила или не прочитала. Пришлось убирать Катю. Перед ужином я ей вручил таблетки, сказав, что это радикальное средство от угревой сыпи. И попросил держать это в секрете, так как препарат якобы редкий, дорогой, и я не хочу, чтобы другие девочки ко мне обращались.

– А Арина Иванова чем вам помешала?

«Не только Арина, – подумал Ник, неприязненно глядя на Ковалева. – Я понял, что тот кавказец делал с „Тойотой“ Светы Никодимовой. И специально позвонил Платову. Какая девочка не побежит посмотреть, что стало с ее машинкой? Почему, почему… Потому что я их всех ненавижу! Моделей! И если бы меня не поймали – этот смертельный марафон продолжался бы до бесконечности! Я приехал из Парижа, и первым, кого увидел в клубе… Нашем, как я думал, клубе. Том месте, куда приходил, вспоминая неповторимый, самый сладкий миндальный поцелуй. Был Санька! Он обнимал женщину! Целовался с манекенщицей! Холеные тупые сучки! Я почти смирился с тем, что они выигрывают. Кто знает фотографов, снимающих Клавдию Шиффер или Синди Кроуфорд? Никто. Они звезды, мы так, сопутствующее приложение. Но Санька с моделью – этого я не смог вынести. Я мог бы смириться с отсутствием славы. Но когда украли моего мальчика… Да, мне рассказывали, что у него есть не только друзья, но и подруги. Но одно дело – знать это теоретически. Надеяться, что мои знакомые ошиблись. Или даже специально оговорили Саньку. С них станется! Наша среда – серпентарий, клуб заклятых врагов, умилительно целующихся при встрече и мысленно выливающих ведро помоев. Одно дело – знать. И совсем другое – видеть все своими собственными глазами. Его чувственные губы, целующие накачанный силиконом рот. Его нежные ладони, обнимающие женскую талию. Тень от длинных ресниц на белоснежной юной коже. Когда Саньке хорошо, он закрывает глаза. Я вижу тень. Ему хорошо с какой-то дылдой-девкой-сучкой… Во мне всегда жила ненависть к этим девицам. Ненависть, которую я пытался по профессиональным соображениям превратить в симпатию. Иногда это получалось. Но ненависть не переставала быть ненавистью. Я почувствовал: во мне словно прорвало плотину, я не могу больше сдерживаться, я хочу их уничтожать. Всех! Безо всякой жалости! В нормальных, обычных женщинах нет ничего такого, что вынуждало бы испытывать по отношению к ним омерзение. Они рожают детей, заботятся о своих мужьях. Все правильно, так и должно быть. Но модели – не женщины, это какая-то другая мерзкая субстанция. Корыстная и расчетливая. Они продают свои тела тем, кто готов заплатить дороже. Они делают пакости друг другу. Убивая Арину, я делал мир чище. Провидение всем нам посылает знаки. И в моей судьбе все так переплелось не случайно. Я встал на этот путь, стремясь не допустить исторической несправедливости. Но на самом деле то была не только месть за предков. Моя миссия заключалась в том, чтобы уничтожить вертлявых жалких гадин, порочащих и дискредитирующих природу, естественный порядок, предназначение…»