Ночь опасна - Малышева Анна

И тут Тамара в очередной раз его потрясла. Весьма строгим учительским тоном, который Олег уже успел невзлюбить, она напомнила, что не так давно погиб близкий ей человек. Да и он сам, насколько она поняла, пережил потерю. О какой оперетке или дискотеке может идти речь?

Олег просто остолбенел от этой неожиданной отповеди. Потом попытался оправдаться — он-де никого не хотел оскорбить, но, в конце концов, нельзя же все время предаваться унынию… Тамара отрезала:

— Ты со своим горем уже разобрался, как я вижу. Интересно, что бы на это сказала Нина? Только вчера ее похоронили, а сегодня тебе захотелось в оперетту!

— Как тебя задела оперетта! — съязвил Олег. Он чувствовал, что в чем-то его новая знакомая права, но какое ей дело до Нины? Кто она такая, чтобы читать мораль? Кто, в конце концов, оставлял его ночевать? И как, по ее мнению, это выглядело?

— Меня не оперетта задела. — Тамара отняла у него руку и с вызовом взглянула ему в глаза. — Мне надоело равнодушие! Всем друг на друга наплевать! Стоило твоей подруге погибнуть — как тебе уже и в милицию идти не хотелось! Ты бы и не пошел, если бы я тебя не отвела за ручку!

— Откуда ты знаешь?

— Вижу! Я думала, ты ее любил!

«Ну хватит, — подумал Олег. — Это уж слишком. Какая-то полиция нравов наоборот!» И довольно язвительно заметил, что надеется самостоятельно разобраться в своих чувствах. Целый год у него это получалось, бог даст, справится и теперь.

Тамара слушала его с каким-то странным, непередаваемым выражением — будто его слова причиняли ей боль, — но не перебивала. Потом взглянула на часы и молча пошла прочь — в сторону метро. Олег сделал несколько шагов ей вслед, но остановился. «Как — даже не прощается! Кто ее поймет?! Она еще хуже Нины — та, по крайней мере, сразу предупредила о своих недостатках! Что я такого сказал, в конце концов? Она что — ревнует меня от имени Нины? Или просто ревнует?! Ко мне самому?!»

Догонять Тамару было поздно — он видел, что та спускается под землю, быстро прихватывая перила затянутой в блестящую перчатку рукой. «Ну уж нет, не буду я ее догонять и изображать из себя Орфея! Пускай спускается в свой ад одна!»

Он вернулся к машине, настроил радио на любимую станцию и поехал домой. По пути заглянул в магазин — холодильник снова опустел, в последнее время ему некогда было заниматься хозяйством. Все это время Олег продолжал мысленно ссориться с Тамарой, как некогда ссорился с Ниной, если та уходила, оставив последнее слово за собой. И чаще всего это были несправедливые, обидные слова!

Олег припарковал машину под окнами, перекинулся парой слов с соседом — тот всегда ставил свою «Волгу» рядом. Соседу явно очень хотелось узнать, куда подевалась примелькавшаяся во дворе синяя «хонда» со столь же приметной хозяйкой, но от прямых вопросов он воздержался. Олег его разочаровал — не обмолвился об этом ни словом.

Поднимаясь к себе, он обдумывал дальнейший план действий. Собственно, действовать совсем не хотелось. «Сейчас первым делом — горячая ванна. Ненавижу ночевать в гостях, невозможно расслабиться. Потом поужинаю и лягу спать. Выспаться все равно не удалось. Когда встану — тогда встану. Специально не буду заводить будильник. И сяду за перевод — сколько можно тянуть, получится то же безобразие, что и в прошлый раз…»

Олег достал ключи, попытался отпереть верхний замок, но почувствовал что-то неладное. Ключ поворачиваться не желал. Олег нажал ручку — дверь охотно приоткрылась.

Первой мыслью было: «Забыл запереть, когда ехал на похороны, совсем голову потерял!» Вторая: «Не может быть!»

Он осторожно переступил порог и с первого взгляда понял — тут кто-то побывал. Платяной шкаф в прихожей — настежь, вещи на полу. Олег бросился в комнату и увидел, что все книги — любимые, годами стоявшие на своих местах — сброшены и безобразной кучей валяются на ковре. Ящики письменного стола лежали по углам, бумаги оказались рассыпаны по всей комнате. Олег почувствовал себя так, будто разом хватил стакан водки — у него даже поплыла голова, но от этого как будто полегчало…

Он с трудом пришел в себя, первым делом проверил, нет ли кого в квартире, и мгновенно убедился — он здесь один на один с ужасающим разгромом. Все, что можно было открыть, вывернуть и взломать, — было открыто и взломано. Содержимое мусорного ведра валялось прямо посреди кухни.

Олег опустился на табуретку и некоторое время сидел, тупо разглядывая окружавший его натюрморт. Он не ощущал даже раздражения — настолько был потрясен. Его грабили впервые в жизни — а это был явный грабеж.

Потом явилась смутная мысль о деньгах. Он только что получил гонорар… Но деньги были у него при себе, в куртке. Компьютер остался на месте — он заметил это сразу, едва войдя в комнату. Телевизор тоже никого не заинтересовал. Да и немудрено — это был настоящий ветеран отечественной радиотехники. Олег относился к нему с почтением, как к вымирающему виду, и включал очень редко — еще и потому, что лица на экране троились и выглядели нездорово-розовыми.

В прихожей он поднял с пола новенькую кожаную куртку с вывернутыми карманами. В комнате обратил внимание на уцелевшие хрустальные фужеры — мамин подарок. Она хотела, чтобы у сына была приличная посуда для гостей — подразумевались потенциальные невесты. Все, что имело какую-то ценность, осталось на месте. О никому не нужном барахле, вроде старой одежды и книг, и говорить не приходилось.

«Да, у меня особо не поживишься, — подумал Олег. — Что они искали? Думали, я прячу где-то кучу денег? Откуда они это взяли, придурки?» Однако хорошее настроение не возвращалось, несмотря на то что грабеж, в сущности, не состоялся. Противнее всего было сознавать, что кто-то с легкостью вошел в его квартиру. А ведь дверь была стальная, и Олег считал ее надежной защитой.

Он осмотрел замки — все они действовали, как прежде, и взломаны не были. «Мастер, который ставил дверь, говорил, что эти замки — турецкое барахло, нужно что-то другое, покруче. А я пожалел денег! Но мне же нечего было охранять!»

Однако кто-то, видимо, считал иначе.

— А я тебе говорю — это ее рук дело!

Вчера ночью, вернувшись из театра, они были слишком потрясены увиденным, чтобы сразу приняться за уборку квартиры. Наутро оба, как обычно, отправились на работу. А вечером, едва вернувшись домой, принялись наводить порядок.

Однако было ясно, что это займет несколько дней. Тесная двухкомнатная квартирка, от пола до потолка забитая мебелью и прочими пожитками, выглядела так, будто все ее содержимое провернули в гигантском миксере. Одежда, книги, старые газеты, кухонная утварь — все было вверх дном. Вчера, переступив порог, Лика от потрясения расплакалась. Она металась по комнатам на подламывающихся каблуках, так и не сняв вечернего платья, и размазывала по лицу слезы вперемешку с косметикой.