Смертельный аромат № 5 - Тарасевич Ольга

– Катюш, на сайте эти снимки вывешивать не стоит, – закончив снимать прозрачный хрусталь, пояснил Ник. – Вы же там должны быть веселыми красотками. Но я тебе очень советую включить снимок в портфолио. Ты выглядишь очень эффектно! А потенциальным клиентам надо предлагать самые разные фотографии. Чем неожиданнее – тем лучше.

Катя лишь махнула рукой и вяло сказала:

– Аринка, ну что, становись, что ли. Мы так до ночи из агентства не выйдем.

Ник наблюдал за моделью и мысленно отмечал: Арина становится все опытнее. Ее уже смело можно снимать в полный рост. Такие кадры, в полный рост, – самые тяжелые. Если девушка только начинает карьеру, от них надо отказаться. Даже природная красота фигуры не исправляет недостатков этого формата снимков. Тело зажато, искусственно, выглядит жалким… А Аринка молодец. Поза манекенщицы – одна ножка впереди другой, носочек развернут под углом в сорок пять градусов – позволяет свести к минимуму нефотогеничность колена. Очень умело работает руками. Поправляет светлые волосы – ребенок, впервые пробующий обольстить. Проводит по бедрам – уже опытная львица. Ладонь у лица – задумчивая растерянность. Хороша, чертовка! Голубые глаза светятся счастьем…

И все же потом Ник сделал несколько снимков в своем любимом формате три четверти. Этот формат позволяет показать все – красивое лицо и изгибы фигуры. Многочисленные браслеты на запястье Арины – кажется, так звенят с фотографии. И вместе с тем – недосказанность. Три четверти – это личико и тело до уровня бедер. Что дальше? Так хочется увидеть Арину полностью, да нельзя, и фантазия рисует силуэт…

– Цветочек, ты молодец! – устало выдохнул Ник.

Арина, ослепительно улыбнувшись, чмокнула его в щеку и промурлыкала:

– Спасибо, Никулечка! Я могу быть свободна?

Ник отрицательно покачал головой. Сфотографированные девушки будут держать фен снимающимся моделям. А что делать? Не может же он разорваться!

Работа – радость. Работа – счастье. Полет, восторг, параллельный мир. Ник фотографировал девушек и чувствовал себя богом, потому что это он останавливал мгновения, яркие и прекрасные. Он делал своих Галатей совершенными и неотразимыми, используя все преимущества их внешности, старательно пряча недостатки.

«И кто это ценит? – подумал Ник и грустно вздохнул. – Нет, у меня отличные отношения со всеми девчонками, я их искренне люблю, когда они работают хорошо. Некоторые из них могут со временем стать настоящими звездами. Но никто никогда не вспоминает тех профессионалов, мастерство которых позволило моделям пройти путь к успеху. Известных манекенщиц больше, чем именитых фотографов. Еще один штрих изнанки модельного бизнеса. Но к этому привыкаешь. Возможно, потому, что изменить ничего нельзя…»

Париж, 1910 год

В парке Монсо прохладно и малолюдно. Тенистые аллеи, как зонтик, надежно закрывают от пронырливого солнца. Легкий ветерок доносит с зеленых лужаек аромат ирисов и гортензий.

Но куда больше парковых красот Боя радовали тонкие пальцы Габриэль, лежавшие на его руке. Он неспешно вел девушку по аллее и думал о том, что вот уже больше года Шанель живет в холостяцкой квартире Этьена на бульваре Мальзерб. В квартире, куда прежде заглядывали «курочки» Бальсана, чтобы отдаться своему любовнику. Теперь они приходят туда и заказывают изысканные шляпки. Дела в мастерской идут неплохо. Габриэль, не справляясь с большим количеством заказов, даже пригласила для помощи младшую сестру Антуанетту. Девушка, хорошенькая и стройная, но не обладающая даже отблеском шарма Коко, живет по соседству, 8-й дом по авеню Парк Монсо. Он, Артур Кейпл, Бой, как вслед за Этьеном начала называть его Габриэль, тоже снимает квартиру поблизости, на том же бульваре Мальзерб. На правах соседства можно навещать Габриэль каждый день. Каким наслаждением было показывать ей Париж! Что она видела со своим увальнем Этьеном? Ипподромы. Они располагаются в предместьях. Этьен даже не сводил ее поужинать в «Maxim’s», не провез вдоль величественного Лувра и каменного кружева Нотр-Дама.

Габриэль пила Париж, как пьяница хлещет вино, – жадно, быстро, без остановки. Ей хотелось всего и сразу – кататься на пароходике по ленивой Сене, гулять по Елисейским Полям, глазеть на уродливую Эйфелеву башню и любоваться белоснежной Сакре-Кер из окон кафе на Монмартре. Лишь теперь она согласилась пройтись по парку Монсо, располагающемуся буквально в двух шагах от ателье. И то без особого удовольствия. Аргументы Артура о том, что это прелестный уголок, где пахнет природой и время застывает в белоснежных мраморных скульптурах, немало ее озадачили.

– Я не люблю природу. Она напоминает мне… Не важно, в общем, что напоминает. А застывшее время – такая глупость! – сказала она, но все же засобиралась на прогулку.

Артур прикусил язык. Да, Габриэль гонит прочь все воспоминания о нищем деревенском детстве, рано умершей от истощения матери, гуляке-отце. Но призраки прошлого не отпускают ее. Это можно понять. Артур тоже с радостью позабыл бы о том, что является незаконнорожденным сыном. Он получил в наследство угольные рудники, умело организовал поставки угля, и теперь его состояние превосходит доходы любого графа или барона. Но молва по обе стороны Ла-Манша – и в Англии, и во Франции – до сих пор перемывает ему косточки.

Сосредоточенная созерцательность вообще претит Габриэль. Эта красавица – огонь, энергия, вечное движение. Таких женщин Артур прежде никогда не встречал. Габриэль похожа на раскаленное стекло, мечущееся, ищущее форму, которую надо заполнить. Она разыскивала ее с отчаянием человека, тонущего в бушующих волнах моря, пытающегося спасти свою жизнь.

– Посмотри, какая красота, – Артур замедлил шаг и указал на полукруглую колоннаду, огибавшую заросший лилиями и кувшинками пруд.

Габриэль бросила рассеянный взгляд и ничего не ответила. Ее мысли витали где-то далеко.

Артур невольно залюбовался сосредоточенным личиком. Из-под маленькой элегантной шляпки-колокольчика выбиваются короткие черные локоны. В Париже Габриэль обрезала волосы и еще больше похорошела. Теперь Артур уже терялся в догадках, какая Габриэль ему нравится больше: растерянная, застывшая, словно изваяние, на ступенях замка в Руайо, или нынешняя, уверенная, полная идей, покоряющих избалованный Париж.

…То, что Этьен владеет сокровищем, ценности которого даже не осознает, Артур понял сразу же. В тот памятный вечер их встречи друг глаз не отводил от Эмильены, пухленькой блондинки с напудренными волосами, в атласном расшитом золотом платье. Габриэль в своем жакете выглядела в сравнении с ней, может, менее женственно, но необыкновенно элегантно. И Эмильена, кстати, сама обратила на это внимание. Рассмотрев за ужином шляпку Габриэль, она не без ревности спросила:

– Кто ваша модистка?

Габриэль смущенно покраснела, и Этьен быстро заметил:

– Она сама делает шляпки. Надо же ей чем-то заняться.

Эмильена попросила изготовить канотье и для нее. Всплеснув руками, девушка радостно заворковала:

– О! Впору открывать мастерскую. Я ведь уже делала головные уборы для нескольких дам из Компьена.

– А почему бы и нет? – заметил Артур. Любовница Этьена нравилась ему все больше и больше. Вообще-то он предпочитал рассуждать о Прудоне, но если мадемуазель интересуется шляпками… – У вас могло бы получиться.

Этьен нахмурился и нервно затеребил усы.

– Вздор! Моя малышка Коко не будет работать!

Артур знал своего друга как облупленного. И ему очень понравилась Габриэль. План родился мгновенно.

– А кто говорит о работе, Этьен? Так, забава. Шляпки для друзей. Что здесь такого?

Бальсан задумался, а потом с сомнением покачал головой.

Он считал, что это чистая авантюра, которая к тому же требует немалых хлопот. Надо снимать помещение для ателье. На чье имя? Габриэль? Это юридически невозможно. На свое собственное? А что подумают друзья из жокей-клуба? Курам на смех – Этьен Бальсан арендует ателье! Нет, он не может на это пойти.

Артур знал, что говорил. Холостяцкая квартира Этьена в Париже, на первом этаже большого дома по бульвару Мальзерб. Кому какое дело, что в ней появится Габриэль? Она может поселиться там и делать свои шляпки, и никаких расходов на аренду.

Этьен удовлетворенно кивнул. Если не надо ничего платить – пожалуй, он согласится на то, чтобы Габриэль занималась своим увлечением. Эмильена же мечтательно улыбнулась:

– Да, я помню эту квартиру. И, заметив, как помрачнело выразительное личико под соломенной шляпкой, она расхохоталась: – Милочка, как вы юны! Неужели не знаете: кто старое помянет – тому глаз вон. Мужчины – это такое удовольствие, в котором не надо себе отказывать. С годами, поверьте, вы это тоже поймете!