Когда отступать некуда, дерутся насмерть - Малышева Анна

– Ничего, – Настя закрыла глаза от усталости. – Значит, с Мартыном все в порядке…

– Поздно у тебя проснулись материнские чувства! Всегда я знала, что тебе рано рожать!

– Мам, слава богу, что эти чувства у меня все же есть. Не надо меня упрекать. Что говорит Ксения?

– Она ужасная, – мамин голос прервался. – Я ее даже не понимаю! Несет какой-то странный бред, ничего не слушает, по существу не отвечает… То ли она под наркотиком, то ли больная… Может, просто пьяная. Какой-то приблатненный жаргон, вид – хуже не придумаешь. Говорит, что ты будешь рада с ней увидеться. Я ее вспомнила. Мы ее видели на том суде… Настя, что между вами общего? Она же отсидела? Разве вы общались, переписывались?

– Никогда мы не общались. Я ее вообще еле-еле знаю. Не слушай ее, – попросила Настя. – Она сумасшедшая после зоны.

– Я это уже поняла. Но чего ей надо? Она же, кажется, больше дружила с Лерой! Кстати, скажи Лере про нее. Может, она с ней справится.

– Мам, – вздохнула Настя. – Боюсь, что это невозможно.

Почему? Это ее подруга, – упрямо повторила мать. – Мне не нравится, что она привязалась к нам. Я смотрю в окно и вижу, с кем она сюда приходит. Какие-то жуткие парни. Один – наголо бритый. Сидят во дворе целыми часами, ржут, пьют водку, курят какую-то гадость… Ко мне уже соседи приходили, с претензиями. Кому это понравится?

– Мам, Лера умерла, – тихо сказала Настя.

От потрясения мама запнулась. Дар речи она обрела, только вспомнив, сколько стоят международные телефонные переговоры.

– Как умерла? – недоверчиво спросила она. – Здесь? Где? Она же была с тобой?!

– На юге, в Марселе, – пояснила Настя. – Об этом даже в местных газетах было. А сейчас я опять в Париже, мам. За меня не волнуйся… Я через три дня вернусь.

– О, боже… – прошептала мать. Связь была очень хорошая, Настя слышала даже ее сбивчивое дыхание. – Как это случилось?! С тобой ничего не произошло? Вы были вместе?

– Не совсем, мама. Я даже не знаю, как все произошло. Она была без меня… Одна. А со мной… – Настя решила врать. Правды она все равно сказать не смогла бы. – Со мной все в порядке. Я привезу вам подарки.

– Какие подарки?! Не выдумывай. Приезжай сама, главное – береги себя. Боже, этого еще не хватало… Лера умерла… Такая молоденькая! Я же прекрасно ее помню… – Мама совсем растерялась и разволновалась. – А почему ты меня спросила о Мартыне? Что с ним должно случиться?

– Да ничего, наверное… Только бы он Ксеньке не попался. Лера говорила, что она совершенно рехнулась и способна на все. Кажется, она считает, что отсидела напрасно.

– Суд доказал, что не напрасно.

– Не суд, а следствие, мам, – поправила ее Настя. – Ничего не поделаешь…

– Обе вы сумасшедшие с Лерой… – после паузы подвела итоги мать. – Ехать во Францию, когда тут куча дел… Ладно, когда вернешься, поговорим. Не трать напрасно деньги. Значит, ты в Париже? И все в порядке?

– Все, мам, все в полном порядке… У меня даже насморка паршивого нет. – Настя попросила поцеловать Мартына и повесила трубку.

Витас нажал кнопку домофона и замер в ожидании. Наконец из динамика раздался скрипучий, старческий голос, спрашивающий по-французски:

– Кто это?

– Это я, Валентина Семеновна. Я! – по-русски, негромко ответил Витас.

– Боже мой… – заскрипела старушка. – Я уже думала, что ты никогда не придешь…

Раздался щелчок, и Витас открыл дверь. Захлопывая ее за собой, он бросил последний взгляд на улицу. Не увидев ничего подозрительного, он побежал вверх по лестнице. На площадке второго этажа его ждала крохотная, сухонькая бабушка, закутанная в две вязаные шали – одну поверх другой.

– Как же я волновалась, – скрипела бабушка, шелестя суконными шлепанцами по натертому паркетному полу. – Я уж думала, что ты никогда не придешь… А если бы позвонила твоя мама… Что бы я сказала… Я же отвечаю за всех вас…

Валентина Семеновна – внучка русских эмигрантов, всю жизнь держала пансионат с обедами для приезжих. Русские тут появились совсем недавно – раньше тут жили в основном молодые провинциалки, приезжающие в Париж на работу и не имеющие служебного жилья. Позже, когда связь с Россией стало легче поддерживать, Валентину Семеновну разыскали родственники из Петербурга. Они стали отправлять ей на постой своих знакомых из России. Пансиончик мог бы теперь расцвести новым пышным цветом, но здоровье у старушки было уже не то. Взять кого-то в управляющие она не решалась – старушка мало доверяла французам, тем более молодым. Со своим французским мужем она давно рассталась. Он жил где-то в Нормандии, у него была другая семья. А сама хозяйка пансиона была бездетна. Поэтому к Витасу – совсем еще мальчику – она относилась по-матерински. Мальчишка тоже к ней привязался. Больше всего ему нравилось то, что старушка многое ему прощала.

– Ты голодный… – скрипела старушка. – Пойдем, я как раз варила суп… С корешками, как ты любишь. Хочешь цветной капусты? Я сейчас отправлю Люси за рыбой… Хочешь камбалы?

– Хочу, хочу, – ответил Витас. Он проголодался и дрожал от нетерпения, идя следом за медлительной старухой. Она ползла по длинному коридору, как улитка, никуда не торопясь. Ей было по крайней мере восемьдесят лет.

– Садись, – наконец они добрались до кухни и старушка быстрее обычного двинулась к плите. – Сейчас ты покушаешь… Где же ты был, Витас? Почти месяц… Почти целый месяц никаких известий… Почему ты не учишься?

– Валентина Семеновна, – Витас нервно закурил. – Не спрашивайте меня ни о чем. У меня были дела.

– Дела, дела… Все время какие-то дела… Никаких дел у тебя не может быть, – проворчала она, осторожно наливая ему суп. – Кушай, ты стал совсем худенький… Боже ты мой, боже ты мой…

Витас начал есть, но, не успев проглотить и двух ложек, залился слезами. Старушка перепугалась. Он почувствовал ее крохотную сухую руку у себя на затылке:

– Боже мой, боже мой… Что случилось? Немедленно мне расскажи… Где ты жил целый месяц?

– Не надо, – Витас трясся и закрывал заплаканное лицо. – Не спрашивайте меня… Я не могу рассказать… Прошу вас, оставьте меня в покое… Все пройдет…

Он заново переживал все события той ужасной ночи. Как его послали посмотреть, что делается в саду. Как он пролез в окно, как пробирался между кустов. Как ему было страшно, когда приходилось перебегать открытое пространство, залитое лунным светом. Как он увидел неподалеку от особняка две машины с погашенными фарами. Как он все понял… К нему сразу пришло решение не возвращаться, а бежать – без оглядки, только чтобы уцелеть… Он прятался на задворках соседней виллы, не решаясь двинуться дальше. Ни вперед, ни назад – сил не было, решимость его оставила. А потом он услышал приглушенные выстрелы, крики и понял, что это все же случилось – их нашли, и теперь его друзей убивают…